Кострома и Кострубонька
П. Мельников-Печерский. В лесах
У молодежи накануне Петрова дня 30 июня/12 июля свои хлопоты: последняя "хмелевая ночка подходит", завтра надо Кострому хоронить...
Вечером, только закатится солнце, и сумрак начнет по земле расстилаться, девушки с молодцами, звонко песни играя, выходят гурьбой за околицу, каждая охапку соломы тащит. Выбрав укромное место, раскладывают костры и при свете их вяжут Кострому из соломы. Одевши ее в нарядный сарафан недавно вышедшей замуж молодицы и убравши цветами, молча, без шуток, без смеха кладут на доску возле воды.
А. Ремизов. Кострома
Чуть только все оденется листочками и теплое небо завьется белесыми хохолками, сбросит Кострома свою колючку — ежовую шубку, протрет глазыньки да из овина на все четыре стороны, куда взглянется, и пойдет себе.
Идет она по талым болотцам, по вспаханным полям да где-нибудь на зеленой лужайке и заляжет; лежит-валяется, брюшко себе лапкой почесывает — брюшко у Костромы мяконькое, переливается.
Любит Кострома попраздновать, блинков поесть да кисельку клюквенного со сливочками да с пеночками. А так она никого не ест, только представляется: поймает своим желтеньким усиком мушку какую, либо букашку, пососет язычком медовые крылышки, а потом и выпустит, — пускай их!
Померла Кострома, померла!
И подымается такой крик и визг, что сами звери-зверюшки, какие вышли было из-за ельников на Костромушку поглазеть, лататы на попятный, — вот какой крик и визг!
И бросаются все взахлес на мертвую, поднимают ее к себе на руки и несут хоронить к ключику.
Померла Кострома, померла!
Идут и идут, несут мертвую, несут Костромушку, поют песенку.
Ожила Кострома, ожила!
С криком и визгом роняют наземь Костромушку, да кто куда — врассыпную.
Мигом вскочила Костромушка на ноги, да бегом, бегом, — догнала, переловила всех, — возятся. Стог из цветочков! Хохоту, хохоту сколько — писк, визготня. Щекочет, целует, козочку делает, усиком водит, бодает, сама поддается, — попалась! Повалили Кострому, салазки загнули, щиплют, щекочут — мала куча! Рассыпался стог из цветочков.
Ожила Кострома, ожила!
Распаханные поля зеленей зеленятся, в синем лесу из нор и берлог выходят, идут и текут по черным утолокам, по пробойным тропам божии звери, там на гиблом болоте, в красном ивняке Леснь-птица гнездо вьет, там за болотом, за лесом Егорий кнутом ударяет...
Песенка вьется, перепархивает со цветочка по травушке, пестрая песенка-ленточка...
А над полем и полем, лесом и лесом прямо над Костромушкой небо — церковь хлебная, калачом заперта, блином затворена.
С. Марков. Прощание с язычеством
Свершаем обряд "Костромы",
Пылает соломенный идол.
Зажгли, чтобы тайны не выдал,
Что жили в язычестве мы.
Вчера лишь молились ему
В лесу, у Николы-Поломы,
А ныне — усы из соломы
Поникли в смолистом дыму.
И весть разнеслась далеко
По градам и шумным дорогам.
Расстались с соломенным богом
И стало на сердце легко.
Славяне почитали Кострому как воплощение весны и плодородия — "мать колосьев". Засеянное поле уподоблялось материнскому лону, порождающему зерна, и было священно для земледельца. Отсюда и святость хлеба. На празднике посвящения в мужчины хлеб переламывали над головами юношей. В старину хлеб вообще не резали ножом, ибо он живой, яко человек. Празднества в честь уборки урожая украшались даже четырехпудовыми хлебами!
В древних обрядах проводов Костромы (проводах весны) ее изображала молодая женщина, закутанная в белое, с дубовой веткой в руках, идущая в сопровождении хоровода. При ритуальных похоронах Костромы ее воплощает соломенное чучело женщины. Чучело сжигают или топят с обрядовым оплакиванием и смехом. Этот ритуал должен был обеспечить вечное плодородие земли. Хоронили Кострому и в Духов день — первый понедельник после Троицы.
Кострубонька — мужское воплощение плодородия, как бы Кострома мужского рода. Его изображало соломенное чучело с подчеркнутыми признаками пола. Хоронили его в первый понедельник Петровок, сопровождая обряд проводов разухабистой песнею:
Помер, помер Кострубонько,
Сизый, милый голубонько!
