Курляндия под русским управлением (сентябрь 1705 г. - апрель 1706 г.)
Установив контроль над Курляндией, Петр I учредил в герцогстве временную администрацию от имени малолетнего герцога Фридриха Вильгельма, который проживал в это время с матерью в Кенигсберге у своего дяди, прусского короля Фридриха I. Выбор его кандидатуры был не случаен. Во-первых, герцогу на тот момент было всего 13 лет, и он не мог вступить в управление отвоеванной у шведов территории самостоятельно. Во-вторых, признание правителем Курляндии именно Фридриха Вильгельма, а не Фердинанда Кеттлера обеспечивало поддержку со стороны Пруссии, которая в перспективе рассматривала герцогство как часть зоны своего влияния. Надо отметить, что Фердинанд, проживавший в Данциге, попытался в сентябре 1705 г. предъявить свои права на престол, но убедившись в отсутствии поддержки всех значимых игроков (России, короля Августа и Пруссии), отказался от дальнейшей борьбы. Во главе временной администрации Петром был поставлен генерал-поручик русской службы барон Георгий-Густав Фабианович фон Розен, его заместителем - генерал-майор Родион Христианович Боур. Сам Петр уже 23 сентября уехал из Митавы в Гродно. В оставленных им перед отъездом инструкциях Розену и Боуру предписывалось «чинить между собою согласие», соблюдать права и безопасность курляндских жителей и организовать во взаимодействии с местными властями сбор продовольствия и фуража для нужд русских войск. При русской администрации был учрежден Временный совет из представителей курляндского дворянства и возобновлена работа провинциальных сеймиков. Точный статус и полномочия русской администрации Розена в Курляндии в 1705-1706 гг. до конца не установлены. Судя по отдельным сохранившимся документам, курляндское дворянство под русским управлением продолжало пользоваться прежними правами самоуправления и вопросы взаимодействия с российской администрацией решались на местном сеймике. В частности, в вопросах снабжения русские не прибегали к прямым реквизициям у местного населения, а согласовывали объемы и сроки поставок продовольствия и фуража с местными властями. Также был возобновлен сбор местных налогов и доходов с герцогских владений, причем остаточные суммы (за вычетом местных расходов) пересылались герцогу и его матери в Кенигсберг, за что их дядя король Фридрих I направил Петру I отдельное письмо с благодарностями. За время недолгого русского контроля над Курляндией польский король Август несколько раз пытался предъявить свои права верховного сюзерена над герцогством. В сентябре он направил требование о выплате королевской части налогов и таможенных доходов за несколько лет в размере 7 тыс. талеров, на что курляндский сейм ответил, что все указанные доходы в 1701-05 гг. были собраны шведской администрацией, и отказался платить повторно. Также король потребовал, чтобы в герцогстве было собрано 1 894 рекрута (по одному с десяти «дымов», т.е. частных хозяйств), но сейм заблокировал и эту меру, хотя она была поддержана российскими властями.
Знамя одной из литовских пехотных хоругвей, потерянное при Салатах 29 марта 1703 г. Музей Армии, Стокгольм.
Большая часть русских войск, задействованных во «Втором курляндском походе», покинула территорию герцогства уже в сентябре. На следующий день после отъезда Петра I, 24 сентября, из Митавы в Гродно выступил Репнин с восемью батальонами пехоты (три - Преображенского, по два - Семеновского и Ингерманландского и один - Лефортовского Швейдена). Чуть ранее, 16 сентября, в Литву вернулась большая часть драгунских полков, а Шереметев был направлен в Астрахань на подавление стрелецкого восстания. В Курляндии были оставлены 7 драгунских полков и 10 батальонов пехоты, насчитывавших в октябре около 9-10 тыс. чел. и составивших отдельный корпус под названием «Курляндского заслона», или «Курляндского корпуса». В его задачу входила защита герцогства и русских коммуникаций в Литве со стороны войск Левенгаупта, никаких наступательных операций против шведов в Лифляндии русское командование осенью 1705 г. не планировало. Общее командование, как и руководство временной администрацией, осуществлял генерал-поручик фон Розен, его заместителем был назначен Боур. Русские гарнизоны разместились в Митаве (по одному батальону от полков Айгустова, Шенбека и Повиша - всего около 1,3 тыс. чел. под командованием коменданта полковника Саввы Айгустова) и Бауске (батальон полка Гамфлера и сводная «винная» рота из беглецов, явившихся в полки после Мур-музы; комендант капитан Иван Штейн). Также около Митавы находились 4 пехотных батальона под командованием бригадира Николая Балка (полков Огильви, Бутырского, Балка и Ланга) общей численностью около 2,5 тыс. чел. Еще два батальона, назначенных в Курляндский корпус, в начале октября находились вне герцогства: один батальон - полка Б.П. Шереметева в районе Шавли, а второй батальон Гамфлера - на пути из Полоцка. Драгунские полки Боура (ок. 5 тыс. чел.) разместились на квартиры по всему герцогству: в окрестностях Митавы стояли полки Боура и Мещерского, Бауска - Волконского и Дюмонта, Тукуме - Розена, Дублина - Инфланта, Либавы - Гагарина. Во многих полках Курляндского корпуса еще с начала кампании 1705 г. был большой некомплект, и общая потребность в пополнениях к середине ноября составляла около 8 тыс. чел. Однако единственным полученным подкреплением был прибывший в декабре рекрутный полк И. Новикова (457 чел.), распределенный по драгунским полкам Боура.
Основными задачами русского командования в Курляндии были сбор продовольствия и кон¬ских кормов с местного населения. Первая задача, несмотря на скрытый саботаж со стороны местно-го дворянства (на это жаловался, например, Боур в своем письме Репнину от 29 сентября)132, была успешно решена, и к концу ноября в Митаве был собран 5-месячный запас продовольствия. Однако с конскими кормами ситуация была намного хуже, и уже начиная с середины октября русские драгун-ские полки начали ощущать недостаток фуража: «провианту, государь, людям по твоему госуда-реву указу мочно собрать, а конским кормом, го-сударь, велми сеном нужда, и многих кормят, ме-шают солому». Для решения этой проблемы Боур был вынужден отправлять партии на шведскую территорию. Один из таких отрядов под командованием полковника Инфланта был направлен на север к побережью Рижского залива и 18 ноября захватил у озера Бабите шведский магазин с фуражом. Однако это лишь на время решило вопрос снабжения конскими кормами, и уже в конце месяца Боур был вынужден передислоцировать часть своих полков на юг герцогства и в приграничные литовские районы.
Русский барабан, потерянный при Салатах 29 марта 1703 г. Музей Армии, Стокгольм.
В это время шведские войска под командованием уже генерал-лейтенанта Левенгаупта находились на правом берегу Двины в окрестностях Риги. В составе Курляндской армии существенных изменений не произошло, к ней лишь присоединились несколько оставшихся конных рот бывшей Лифляндской армии, ранее находившихся в Лифляндии. Какого-либо четкого операционного плана у Левенгаупта не было. Карл XII в своих письмах в октябре 1705 г. предписывал ему обеспечить всеми возможными мерами безопасность Риги, действуя при этом «по собственному рассмотрению», а в случае возможного марша королевской армии в Литву быть готовым выступить со своими войсками на соединение. Вероятно, в начале ноября 1705 г. Левенгаупт получил более точные указания от короля, т.к. он начал сбор с населения продовольствия и подвод для похода в Курляндию, который был предварительно назначен на начало декабря. К этому времени шведская кавалерия, так же как и русская, начала испытывать недостаток в фураже, и шведский командующий был вынужден передислоцировать часть войск в южные и западные районы Лифляндии. В конце ноября три шведских кавалерийских полка (ок. 1,5 тыс. чел.) под общим командованием полковника Г. Бурхаузена разместились в 3-4 милях с запада и юга от Дерпта, фактически блокировав русский гарнизон. Дерптский комендант К.А. Нарышкин имел в своем распоряжении около 3,8 тыс. чел., но укрепления Дерпта не успели отремонтировать после разрушений, полученных при штурме летом 1704 года («болворка, и ревелина, и погреба в совершенство привести не успели»), он всерьез опасался, что шведы предпримут попытку взять город, и срочно запросил помощи.
Между тем Боур от пленных и дезертиров регулярно получал сведения о том, что шведская армия Левенгаупта испытывала проблемы с финансированием (войска не получали денег с сентября) и продовольственным снабжением, а также обувью и теплой одеждой. В начале ноября выходцы из Риги сообщили, что шведский командующий опасается, что как только Двина замерзнет, то русские предпримут попытку взять Ригу. Из этих же источников стало известно и о подготовке Левенгаупта в начале декабря к походу («войско свое збирает и хочет чинить промысл в Курляндии»), однако Боур не верил в серьезность намерений шведского командующего. В своих письмах царю он писал, что шведская армия серьезно обескровлена и вряд ли способна на активные действия. Петр также не считал угрозу Дерпту серьезной, понимая, что у Левенгаупта нет достаточных войск и артиллерии для осады крепости. Тем не менее Боуру 10 декабря был вручен царский указ о подготовке к походу в Лифляндию: «и как Двина встанет, то идти и Рижский уезд разорять, чтоб тем отволочь их от нашей границы». Однако начало зимы в Курляндии оказалось довольно теплым, все дороги раскисли, и Боур докладывал царю 8 января (28 декабря), что «грязь великая и малые реки все распустились». Петр еще трижды подтверждал Розену и Боуру свой указ о скорейшем проведении рейда в Лифляндию: «о наказанном вам деле не радеете, чего ради неприятель, не имея от вас опасения, свободно Дерптский и Псковский уезды разоряет». Однако Боур смог провести операцию в сторону Риги лишь во второй половине января. Взяв несколько драгунских полков (видимо, полки Боура и Мещерского, зимовавшие в Митаве), он переправился через Двину в районе Динабурга и двинулся на север, намереваясь перехватить шведскую кавалерию, стоявшую небольшими отрядами на зимних квартирах на мызах вокруг Дерпта. К сожалению, шведы были предупреждены местными жителями и успели отойти к Пернову. Русским удалось разгромить лишь несколько пикетов, взяв в плен поручика, корнета, подпрапорщика и «сапежинца». Отогнав шведов от Дерпта и разорив южные районы Лифляндии, Боур 6 февраля (26 января) вернулся с войсками в Митаву.
К моменту возвращения Боура из рейда военно-стратегическая ситуация в Литве полностью изменилась. В январе 1706 г. Карл XII с армией в 15 тыс. чел. совершил стремительный марш из Варшавы и 25 января неожиданно подошел к Гродно, где на зимних квартирах находилась пехота русской армии (ок. 22 тыс. чел.) во главе с формальным командующим всеми союзными войсками польским королем Августом. Союзное командование, несмотря на превосходство в численности, не решилось на полевое сражение со шведами, и главные силы русской армии оказались заблокированы в городских укреплениях. Шведы, в свою очередь, отказались от попытки взять Гродно штурмом и расположились восточнее города, перерезав пути подвоза продовольствия и фуража. Этот маневр сразу же открыл всю Литву для шведов и их сторонников, т.к. кроме группировок в Курляндии и в Гродно других крупных русских отрядов вплоть до Полоцка не было: в Ковно был размещен русский гарнизон в 300 стрельцов и драгун под командой капитана Франца-Иоганна Курковского фон Лукована, в Вильно - продовольственный магазин и лазарет с гарнизоном в 200 солдат окольничего князя Михаила Волконского, а в Минске - солдатский полк Чернышева. Литовские войска гетманов Вишневецкого и Огинского, находившиеся северо-западнее и севернее Вильно, насчитывали около 5-7 тыс. чел., но их боеспособность была невысокой. В этой ситуации возникла угроза окружения и уничтожения русских войск в Курляндии превосходящими шведскими силами со стороны Литвы и Риги.
Позиция русской армии в Гродно, январь 1706 г.
Однако появление армии Карла XII в Литве явилось полной неожиданностью и для Левенгаупта, т.к. никакого четкого плана взаимодействия между шведскими группировками заранее согласовано не было. Шведский командующий с ноября не получал от короля никаких новых указаний о подготовке к походу и еще в декабре распустил собранные подводы и разместил войска на зимние квартиры. В результате его Курляндская армия в феврале 1706 г. оказалась полностью не готова к каким-либо активным операциям. По свидетельству шведского историка Уддгрена, первое сообщение от короля, в котором он сообщал Левенгаупту о своем появлении под Гродно и необходимости совместных действий против русских войск в Курляндии, было отправлено лишь 31 января и получено в Риге 26 февраля. В своем письме Карл XII не давал четких указаний относительно плана действий рижской группировки, оставляя его на рассмотрение Левенгаупта: «если вы выясните, что что-либо не может быть выполнено (либо выступление на соединение с королем, либо занятие Курляндии. - Прим. авт.), предпримите такие действия, которые покажутся вам наилучшими в данной ситуации. Настоящим передаем это дело под ваше чуткое руководство». В следующем письме от 1 марта Карл XII приказывал Левенгаупту как можно скорее собрать необходимые припасы и вместе со своими войсками выступить в Курляндию и Жмудь. Также король сообщал, что навстречу ему он направляет к Вильно отряд полковника Дюкера с союзными польскими и литовскими войсками. Это письмо было получено в Риге 7 марта и, как и предыдущее, застало Левенгаупта врасплох. В ответных письмах (13, 18 и 25 марта) он сообщал королю, что Курляндия занята сильным отрядом русских, а его войска малочисленны и испытывают проблемы со снабжением. Отдельно он отмечал крайне слабое состояние своей кавалерии, которая находилась в полном расстройстве и не могла поддержать 3 тыс. шведской пехоты, составлявших основу его сил. Кроме этого, из-за теплой зимы все дороги раскисли, и в результате предпринять какие-либо активные наступательные действия он не может.
Русское командование очень хорошо понимало нависшую над Курляндским корпусом угрозу, и в Митаву для координации и контроля действий русских войск был направлен доверенное лицо Петра I сержант Преображенского полка Иван Васильевич Кикин. По опыту «второго курляндского похода» было понятно, что оборонять Курляндию имеющимися силами долго не получится. Поэтому в случае наступления главных сил шведской армии укрепления Митавы и Бауска должны были быть взорваны, а русские войска отведены к Полоцку. Если же Левенгаупт попытается пробиться на соединение с Карлом XII в Литву, то войска Курляндского корпуса должны были ему в этом всячески препятствовать. Кикин прибыл в Митаву 6 февраля (26 января), в тот же день, когда из рейда в Лифляндию вернулся и Боур. На состоявшемся военном совете было принято решение отправить разведывательные партии в Литву и начать подготовку к эвакуации русских войск из герцогства. Вернувшиеся разведчики сообщили, что шведские войска все еще стоят у Гродно, Вильно уже оставлен русским гарнизоном, но еще не занят противником, а союзные литовские войска Вишневецкого находятся у Ковно и Шавли. Также из Риги были получены сведения, что у Левенгаупта под командованием находится 8 тыс. полевых войск (3 тыс. кавалерии и 5 тыс. пехоты) и им собраны для похода подводы с продовольствием и фуражом на 10 дней, а также вызваны обратно 3 кавалерийские полка, отошедшие из-за рейда Боура к Пернову. Данная информация впоследствии не подтвердилась: фактическая численность войск Левенгаупта оказалась значительно ниже, и они были не готовы к походу. Тем не менее в Курляндии всерьез опасались шведского наступления от Риги. Кроме этого необходимо отметить, что в это время (первая декада февраля) уровень координации среди русского командования был невысоким, и в Митаву постоянно поступали противоречивые указания от Петра I, А.Д. Меншикова и фельдмаршала Г. Огильви. В частности, в начале февраля была начата, а потом отменена переброска 2 тыс. драгун из Курляндии в Друю. Все это создавало нервозность и неопределенность у командования Курляндского корпуса.
Не имея точной информации о намерениях Карла XII, Розен и Вишневецкий 21 февраля встретились в Янишках для выработки совместного плана действий. На этой встрече союзники договорились совершить совместное нападение на польский отряд сторонников короля Станислава под командованием киевского воеводы Иосифа Потоцкого, расположившегося в 8 милях южнее Ковно. Однако реализация данного решения оказалась отложена более чем на неделю. Русское командование узнало, что сам Вишневецкий в поход не пойдет, намереваясь послать вместо себя командующим над своими войсками литовского генерал-майора К. Синицкого. Боур и Кикин заподозрили, что Вишневецкий вступил в тайные переговоры со шведами и Лещинским и поэтому не хочет сам участвовать в операциях. Опасаясь измены со стороны литовцев, русские настаивали на личном участии гетмана и предоставлении им всех своих сил. В итоге союзники соединились лишь 2 марта в местечке Румшишки, лежащем в 3 милях к юго-востоку от Ковно по виленской дороге. Боур привел с собой 2 000 русских драгун, собранных из отдельных рот четырех драгунских полков (Боура, Мещерского, Дюмона и Инфланта). Про польско-литовский отряд Боур сообщал, что «...у обеих Гетманов (великого литовского гетмана Вишневецкого и польного литовского гетмана Огинского. - Прим. авт.) будет войска 3 000 Поляков («национальной кавалерии», т.е. гусар, пятигорцев и волохов. - Прим. авт.), 1 000 немцов («иностранной кавалерии», т.е. рейтар и драгун. — Прим. авт.)». Кирхен в письме Меншикову оценивал состав и численность союзного отряда следующим образом: «...пришол в Ковну в четырех тысячах (2 тысячи русских драгун Боура и 2 тысячи литовцев Вишневецкого. - Прим. авт.) и пошол к нему Агинской, ас ним пятнатцат хоронх, да Генерала Синицкого рота Поляков, да двести человек драгунов». Устрялов со ссылкой на письмо Огильви Петру I от 23 февраля оценивал численность войска Вишневецкого (не ясно, вместе с Огинским и Синицким, либо только его собственные войска) в «50 хоронгвей». По нашей оценке, объединенные силы Боура, Вишневецкого, Огинского и Синицкого составили около 5-6 тыс. чел.
Карл Густав Дюкер. Портрет работы неизвестного художника.
К сожалению, к этому времени удачный момент для атаки Потоцкого был уже упущен, и он успел отойти от Ковно на юг на соединение со шведской армией. Примерно в это же время (конец февраля) Карл отправил к Вильно полковника Карла Густава Дюкера с двумя шведскими драгунскими полками (Дюкера и Таубе), а также литовцев К. Сапеги. Этот отряд соединился с поляками Потоцкого 4 марта у местечка Олькеники в 45 верстах южнее Вильно. Их объединенные силы, согласно письму Дюкера, составили около 12 тыс. чел., включая 2 тыс. шведов и около 10 тыс. поляков и литовцев. На следующий день, 5 марта, объединенный шведско-польско-литовский корпус выступил к Вильно, но через несколько верст неожиданно столкнулся с русско-литовским авангардом. Описание этого боя сохранилось по отпискам Вишневецкого и Дюкера. Передовые отряды противников столкнулись в густом лесу, но Дюкер, построив шведских драгун в колонну, выбил авангард Вишневецкого на небольшую поляну, где его уже ожидали построенные в боевые порядки основные силы русских и литовцев. На левом фланге находились литовские драгуны и рейтары Синицкого, правом - русские драгуны Боура, а в центре - литовская конница Вишневецкого и Заранка. Выйдя из леса, шведы начали разворачивать свои войска на поляне в боевой порядок, но сразу же были атакованы противником. Первую атаку им удалось отбить, но после второй атаки шведы с союзниками были вынуждены отступить обратно в лес. Дюкер успел спешить несколько своих эскадронов и занять ими позицию в лесу по обе стороны лесной дороги. Пропустив свою отступающую конницу, шведы встретили литовцев и русских плотным ружейным огнем и заставили их отойти. На этом бой закончился, русские с литовцами не решились продолжить атаки и отошли. Адлерфельд со ссылкой на Дюкера пишет, что шведы отошли в Олькеники, потеряв только ранеными трех капитанов, трех лейтенантов и около 60 драгун. Потери убитыми и среди союзных шведам польских и литовских сил неизвестны. О потерях противника Адлерфельд пишет об убитом полковнике, двух подполковниках, четырех капитанах и «большом количестве» нижних чинов. Волынский, опираясь на сохранившиеся полковые ведомости русских драгунских полков, оценивает потери Боура в несколько десятков человек.
После боя союзниками на военном совете было принято решение оставить Вильно. Противостоящие им силы Дюкера с Сапегой и Потоцким были ими оценены в 10 тыс. чел., но Вишневецкий почемуто сообщил в своей отписке, что противник «трижды силнее нас был». От пленных союзники также узнали, что Дюкер планирует идти в Курляндию и дальше на соединение с Левегауптом и что за этим отрядом готовится идти сам король Карл XII. Боур со своими драгунами ушел обратно к Митаве, а Вишневецкий расположился в 18 милях к северу от Вильно в местечке Свядости, прикрывая Жмудь и Инфлянты. Также было принято решение об оставлении Ковно, гарнизон Курковского отошел в Курляндию вместе с Боуром. Пользуясь отходом союзников, Дюкер с Потоцким 7 марта заняли без боя Вильно. В городе в руки шведов попал продовольственный магазин, заготовлявшийся русскими с осени 1705 г., что позволило Карлу XII решить проблему со снабжением своей армии. Кроме тактического занятие Вильно имело и важное политическое значение: большая часть шляхты западных воеводств Литвы поспешила присягнуть на верность новому королю Станиславу. Радзивиллы, Вишневский, Огинские сохранили верность Августу, и их поместья подверглись разоренью шведами и сторонниками Лещинского. Из Вильно Дюкер пытался наладить связь с Левенгауптом и договориться о совместных действиях против русского корпуса в Курляндии. В своем письме от 21 марта Дюкер сообщал, что король недоволен бездействием Левенгаупта и настаивает на активных операциях для вытеснения русских из Курляндии. Однако Левенгаупт считал, что у него для этого недостаточно сил, и отказался от совместных наступательных действий.
Боур после сражения при Олькениках вернулся 14 марта в Митаву. Здесь он получил царский указ от 9 марта о подготовке к эвакуации Курляндии. Царь сообщал о принятом решении об отступлении из Гродно и приказывал аналогичным образом вывести войска из курляндских гарнизонов в Друю и далее в Полоцк. В поход с собой необходимо было брать только полковую артиллерию и провиант. Тяжелую артиллерию и прочие припасы было необходимо уничтожить, укрепления Митавы и Бауска взорвать. Необходимо отметить, что русское командование начало вывоз артиллерии из Митавы еще осенью 1705 г. В ноябре 37 пушек (пять 12-фунтовых, восемь 8-фунтовых и 24 шестифунтовых) были отправлены в Гродно, а в начале декабря еще 6 пушек (две 6-фунтовых, три 4-фунтовых и одна 3-фунтовая) - в Смоленск. Последняя партия в 15 пушек (по 8 и 6 фунтов) была вывезена в феврале. Основной проблемой, с которой столкнулись русские при подготовке к эвакуации из Курляндии, оказалась нехватка продовольствия и фуража. Выяснилось, что Розен, в отсутствие Боура, продал значительную часть митавского магазина и освободил курляндскую шляхту от поставок продовольствия и фуража в обмен на 1,5 тыс. ефимков. Кроме этого Розен пропускал за деньги купцов с продовольствием в Ригу и сам фактически устранился от службы, поехав на многодневное моление в один из курляндских монастырей. Боур, у которого уже ранее сложились неприязненные отношения со своим начальником на почве служебного соперничества, поспешил сразу же уведомить об этом царя. Однако Петр не сразу поверил Боуру и дал указание Кикину проверить выдвинутые обвинения, но даже после получения подтверждений не спешил принимать против Розена какие-либо меры. Между тем служебный конфликт среди русского командования Курляндским корпусом продолжал нарастать. Следующим поводом послужило пришедшее с опозданием письмо Петра I с приказом о передислокации трех драгунских полков в Друю. Боур посчитал это распоряжение отмененным более поздними приказами царя, однако Розен приказал исполнить данное распоряжение. В ответ Боур, Кикин, полковники Айгустов, Мещерский и Гагарин собрали 22 марта в Митаве военный совет, на котором приняли решение отложить переброску полков в Друю ввиду опасности шведского наступления со стороны Риги и о сборе провианта и фуража из расчета на 5 месяцев с курляндцев, несмотря на выданные им Розеном охранные грамоты. Розен отказался утвердить данные решения и отправил к царю своего сына с жалобой на непослушание Боура и Кикина. Со своей стороны участники военного совета отправили ему копию своего решения с описанием всех жалоб на Розена. Несмотря на очевидность ситуации, Петр не принял никаких мер в отношении Розена, видимо, опасаясь породить дальнейшие раздоры и недоверие между генералами в момент, когда необходимы были тесная координация между отдельными корпусами и отрядами, и не дал хода данному документу.
Еще до получения писем о состоявшемся военном совете Петр I отправил 23 марта Розену с копией Кикину приказ об эвакуации войск из Курляндии в Друю в соответствии с ранее присланными распоряжениями от 9 марта. Он был получен в Митаве 26 марта, и в тот же день Кикин ответил царю о готовности к отходу и о том, что он договорился с Вишневецким о совместных действиях на случай попытки Левенгаупта помешать движению русских войск. Однако сбор разбросанных по Курляндии русских отрядов и гарнизонов затянулся, и войска собрались в Бауске лишь к 14 апреля. Оттуда кавалерия и пехота выступили двумя отдельными колоннами к Друе. Поход проходил в условиях начавшейся весенней распутицы, и войска проходили в день не более 2 миль. На протяжении всего марша ни польско-литовские, ни шведские отряды не тревожили русских, по крайней мере никаких упоминаний о боестолкновениях в документах не зафиксировано. Войска Курляндского корпуса подошли к Друе 4 мая, откуда пехота двинулась дальше к Полоцку, а драгуны разместились между Оршей, Витебском и Полоцком.
На этом завершились первая русская оккупация Курляндии и деятельность Курляндского корпуса как самостоятельного соединения. Необходимо отметить, что на протяжении февраля-апреля 1706 г. шведские войска Левенгаупта не предпринимали никаких попыток атаковать русские войска в Курляндии или как-то помешать их эвакуации из герцогства. Основной причиной такой пассивности была слабость Курляндской армии, так и не восстановившей своей боеспособности после сражения при Гемауэртгофе. Если русские оценивали ее численность близкой к списочной (3 тыс. кавалерии и 5 тыс. пехоты), то сам Левенгаупт в своих письмах королю сообщал всего о 3 тыс. пехоты и тысяче боеспособной кавалерии. Отдельной проблемой были недостаток продовольствия и фуража, а также многомесячные задержки жалования. Тем не менее, несмотря на полную пассивность шведского генерала, Карл XII в своем письме от 29 мая 1706 г. поблагодарил его за «обеспечение шведских и польских (польского короля Станислава I Лещинского. - Прим. авт.) интересов» в Прибалтике. Также Левенгаупт летом 1706 г. был произведен в генералы от инфантерии и назначен губернатором Лифляндии и главнокомандующим всеми шведскими войсками в Лифляндии, Курляндии и Литве.
