Лесные духи
Приданое от кума
Косили молодые муж и жена свой луг на окраине дремучего леса. Ребеночка своего положили в зыбку берестяную, а зыбку на березке в тени повесили. Косили, косили, напекло молодайке солнцем голову, она и упала без памяти. Муж испугался, схватил жену и побежал к речке, а про дитя забыл. Провозился до темноты, кое-как жена очнулась и первым делом спрашивает:
— А где же наше дитятко?
Муж за голову схватился — забыл! И как теперь вспомнить, на каком дереве зыбка висела?
У матери всякая хворь сразу прошла, вскочила она и бегом на ту опушку. Муж за ней. А темно, а страшно! И дитя молчит, голоса не подает. Хоть бы кричало, так найти легче было бы.
"Уж не померла ли доченька?" — подумала мать, и слезы хлынули из глаз.
Вдруг слышит рядом чей-то голос — словно дерево скрипит:
— Свети, светило!
И в тот же миг вышла из-за тучи луна, светло сделалось. Видит молодая мать — на березе висит зыбка, как прежде висела, а рядом стоит куст не куст, а вроде как маленький человечек, весь из веток сделанный, и качает эту зыбку, приговаривая:
— Баю-баю, дитятко, баю-баю, милое! Матушка оставила, батюшка оставил! Баю-баю, дитятко!
Поняла молодка, что это кто-то из лесных духов ребенка приголубливает. "Как бы не забрали себе!" — думает, а подойти, попросить ребенка боится. Наконец набралась храбрости, лепечет дрожащим голосом:
— Куманек, а куманек! Родимый! Отдай ты мне моего ребеночка!
Отбежал лесной от зыбки, в ладоши раз-два, а сам шумит:
— Ха-ха-ха! Шел да шел, да кумушку нашел!
Гулко побежал по лесу и все то же повторяет: видно, по нраву ему, что куманьком назвали.
Молодайка схватила дитя из зыбки, только повернулась — лесной поперек дороги стоит и спрашивает:
— Приданое у девки есть ли?
Женщина только и могла, что головой со страху покачала. Ну какое может быть приданое у младенца? О том еще и не думал никто!
— Неладно, кума! — пробурчал лесной, вытянул свои руки, а пальцы у него — как веточки, длинные, тонкие. Видит баба — светится меж ними что-то. В то же мгновение лесной исчез, а на тропе остался малый сундучок. Горит огнем, весь переливается жаркими сполохами.
Тут муж подоспел, одной рукой жену схватил, другой — сундучок и давай бог ноги из леса!
А вслед шумит-гудит, словно ветер в вершинах дерев:
— Слышь, кума! Приданое-то девкино прежде времени не растранжирь, не то худо будет!
Так они потом еще пятнадцать лет сундучок открыть боялись, пока дочка не заневестилась. Ничего, хорошее приданое дал лесной дух: доверху полон был его сундучок златом и серебром.
А. Ремизов. Из цикла "К морю-океану"
Старички и старушки — Лесавки в прошлогодних листьях сидят, схватятся за руки, скачут по лесу, свистят на весь лес, без головы, без хвоста, скачут, вот как свистят.
Пройдет мимо дерева слепышка Листин, прошуршит листьями, не бойся: Листин не страшный, Листин только пугать любит. Слепышка Листин — в лесу живет. Весь из листьев. Есть и Листина-баба — игрушка: туловище сделано из мха, а вместо рук еловые шишки, на ногах настоящие лапотки. Листин-слепышка и Листина-баба только и знают, бродят в лесу, шуршат.
Лесные духи. Лес издревле воспринимался как живое существо, вмещающее в себе множество загадочных обитателей, как предрасположенных к человеку, так и злокозненных.
В Лесе Праведном, где упокоены души предков, иногда показываются "лесные старики", "лесные отцы" — седовласые, величавые, в белоснежных одеяниях.
Среди лесных божеств главенствует Святобор. Ниже чином добрый дед Лесовик. Руки и ноги у него покрыты дубовой корой, в волосах и бороде вьется плющ, а на голове — птичье гнездо, по щекам зеленый мох растет. Если заблудишься в лесу, скажи только: "Дед Лесовик, ты к лесу, а я к дому привык", — и вскорости отыщешь верный путь. Помощников у Деда немало: Колток, Кущаник (Кустин), Деревяник, Листовик (Листич), Травяник (Травник), Корневик, Стебловик, Орешич, Ягодник, Грибник. Они ухаживают за растениями, блюдут порядок в лесу, не дают буйствовать Лешему.
В озере лесном обитает благодушный Водяник с Езерицами, озерными русалками. Их подружки, живущие на суше, называются Дубравицами, Сенявами, Русявами, Зеленицами.
Лесавки — дед и бабка Лешего, маленькие, серенькие, похожие на ежей. Их дом — прошлогодняя листва. С конца лета и до осени Лесавки бодрствуют: веселятся, водят хороводы, поднимают листву, шелестят, шебуршат, копошатся. Эти маленькие лохматые божества за короткое время натрудятся, умаются, а потом долго спят.
Листин — это старый слепой дух, предводитель Лесавок. Его жена и помощница — баба Листина. Они не страшные, хотя пугать любят. Листин — слепыш весь из листьев, баба его — с туловом из мха, вместо рук — еловые шишки, на ногах настоящие лапотки. Они не такие буйные и шустрые, как Лесавки, — сидят в куче листьев подле пня или оврага и командуют — кому когда шелестеть. Осенью сначала легкий шепоток слышится: это Листин с Листиной советуются и дают Лесавкам заделье. А потом уже раздается шелест да шум, кружатся хороводы опавшей листвы: то лесавки играют.
В непроходимой чащобе, пуще, живет Пущевик. У него руки, как сучья, которыми он зацепляет путника, срывает одежду, норовит выколоть глаза — не пускает в свои владения! Сверкающие очи, косматые зеленые волосы, то кустом колючим прикинется, то корягой, то веткою сухою. В чаще своей Пущевик тушит и останавливает лесные пожары. В его владениях вечный мрак и постоянная влажная прохлада среди самого жаркого лета. Здесь всякое движение невольно замирает, всякий крик пугает до дрожи. Чувство непобедимого ужаса туманит разум — редко кто выйдет, избавившись от гнета Пущевика.
Клады в лесу охраняют крохотные Щекотуны и Полуверицы, под кустами прячутся Подкустовники, во мху копошится Моховик — это самый маленький из лесных духов. Он живет во мшистых лесных болотах, является людям либо в образе крошечного старичка, либо бараном или свиньей, и заводит в глубь своих владений.
Детей и доныне пугают Манилой и Водилой — они закладывают людям путь к родному дому, заставляют подолгу плутать. А тем молодицам, которые по каким-то причинам пробудут в лесу в одиночестве (допустим, в охотничьей избе) две-три недели, грозит беда: могут стать "лесными девками" — колдуньями — и тоже поселиться в чащобе, может быть, даже навеки.
(По Ю. Миролюбову)
