Изложение событий начала осады неизбежно связано с вопросом, какого числа турки и татары пришли под Азов и когда был произведен первый приступ к городу. Но прежде всего посмотрим, какую информацию по этому поводу дает нам Поэтическая повесть. В последней говорится, что турки и татары подошли к Азову 24 июня, в первой половине дня («в ранней самой обед»). Вечером того же дня, согласно данной Повести, между казаками и турками прошли переговоры, красочно представленные ее автором. А уже на следующий день с утра (то есть 25 июня) состоялся первый приступ к крепости всеми силами осаждающих, к которому, по сообщению Поэтической повести, турки готовились всю ночь с 24 на 25 число («...разбирались оне в полках своих и строилися»). Надо сказать, что начало осады Азова представлено в Поэтической повести хоть и кратко, но довольно логично и емко, однако эти сведения не находят подтверждения в документальных материалах.
Султан Ибрагим I (1640-1648)
По архивным свидетельствам начало обороны крепости прослеживается достаточно хорошо. Точную, без всяких сомнений, дату начала осады Азова дает нам войсковая отписка донских казаков, отправленная в Москву с атаманом Беляем Лукьяновым и казаками его станицы в самом начале борьбы за крепость. Документ сообщает, что 24 июня город был обложен крымцами, турками «и иных земель людьми» во главе с крымским ханом. В целом отписка, писавшаяся, по-видимому, наскоро, довольно коротка. Согласно содержанию документа, он был отправлен в Москву из Азова со станицей Б. Лукьянова в день прихода «6усурман» под город (то есть 24 июня). Тогда же открылись и военные действия под городом: в конце отписки лаконично говорится, что уже в этот день у казаков с подошедшим под Азов неприятелем «бои... были великие». Что следует понимать под данными словами1 — не вполне ясно. Возможно, это была серия вылазок казаков из города, либо же ряд боев на подступах к нему.
Расспросные речи казаков, доставивших упомянутую отписку, значительно уточняют картину. Так, Б. Лукьянов с казаками показывали во время расспроса на Валуйках (от 3 июля 1641 г.), что 24 июня в 7-м часу дня к Азову подошли только крымские татары, которые и осадили город, а турки прибыли к устью Дона лишь 25 июня, малыми судами подойдя к Азову. В этот же день (25 июня), согласно расспросным речам Б. Лукьянова с казаками уже в Москве, состоялась вылазка казаков из города против «крымских людей», которую возглавил войсковой атаман Наум Васильев, однако подробности нам не известны. Сам Б. Лукьянов с казаками отправился из Азова 25 числа ночью. Интересно, что станице Б. Лукьянова пришлось пробираться в темноте «сквозь крымские полки тайно», при этом один из казаков свалился вместе с конем в хлебную яму, один казак пропал без вести.
Еще одна войсковая отписка тогда же была отправлена из Азова со станицей во главе с атаманом Романом Родионовым в Астрахань. Сведения о приезде казаков в этот город находим в одной из отписок астраханских воевод в Москву примерно от этого же времени. Как писали астраханские воеводы, в казачьей отписке сообщалось о приходе 24 июня под Азов турок, крымцев, а также представителей «многих» иных земель; казаки просили астраханских воевод прислать к ним на помощь «государевых ратных людей». Таким образом, сведения двух войсковых отписок, фиксирующих данные о начале Азовского осадного сидения, сходны. Временем прихода турок и татар под крепость они называют 24 июня.
Роман Родионов с казаками во время расспроса в Астрахани также сообщали некоторые подробности о ситуации под Азовом. Они, в частности, показывали, что татары пришли к городу 24 июня степью, турки же 25 июня, только подтягиваясь морем к устью Дона, стали за мелью на расстоянии менее чем в полдня пути от города. Р. Родионов с казаками показывали также, что в этот день, 25 июня, уже «в ночи» казаки сделали вылазку, отправив из Азова одновременно три станицы — в Москву, Астрахань и Запорожье, из них две последние - с просьбой военной помощи. По-видимому, речь здесь идет о той самой вылазке, которую возглавил войсковой атаман Наум Васильев. Из Астрахани Р. Родионов с казаками вскоре были отправлены обратно на Дон, им было сказано, что относительно присылки к казакам ратных людей нет государева указа (то есть в просьбе было отказано).
Один из типов турецких грузовых судов, возможно, приходивших в составе турецкого флота под Азов (из указ. книги X. Йылдыза)
Итак, на основе указанных документов видим развитие событий под Азовом 24-25 июня. Оно характеризуется приходом 24 числа под крепость крымской орды и с ней, возможно, некоторых турецких войск из близлежащих областей. Главные же силы турок, согласно показаниям атамана Р. Родионова с казаками в Астрахани, даже на следующий день были еще только на подходе. Таким образом, видим точную дату начала осады Азова в 1641 г. Последняя началась, как это и сказано в Поэтической повести, 24 июня. Однако решительные действия турецко-татарской стороной не были предприняты ни 24, ни 25 числа данного месяца. Отметим также, что даты начала осады в казачьей войсковой отписке от конца сентября - начала октября 1641 г. (7 июня) и в Документальной повести (24 июля) не верны. И если первая дата ошибочна как таковая, то вторая — 24 июля, — судя по всему, результат ошибки переписчиков этой Повести.
Расспросные речи атамана Б. Лукьянова с казаками в Москве интересны также тем, что в них получили отражение планы и замыслы казачьей стороны относительно обороны города. Так, в данных расспросных речах говорится, что в ходе одной из вылазок казаков «в языках» был захвачен «турский мужик». Пленник в ходе допроса показал, что турки и крымцы хотят над Азовом «промышлять подкопами, и вал весть (вести. — О. К.), и приступом с Леонидами приступать»2. В связи с этим Б. Лукьянов со станицей показывали о планировавшихся казаками мерах по обороне города следующее.
В ответ на турецкие осадные мероприятия казаки, по словам Б. Лукьянова с товарищами, собирались подводить под турецкий вал несколько подкопов, чтобы этот вал «разорвать» с помощью подземных взрывов, одновременно направив на это место пушки. Против подкопов неприятеля казаки намеревались делать «слухи» — по-видимому, специальные подземные ходы, и «по рву ходить». Б. Лукьянов со станицей констатировали также, что в Азове скудно «хлебными запасами» и сообщали о замысле осажденных пополнять запасы продовольствия в ходе частых вылазок из крепости. Приступа с лестницами казаки не опасались: «приступом они (турки. — О. К.) города не возьмут», — уверенно говорили Б. Лукьянов с казаками. В тех же местах, где турецкая осадная артиллерия будет пробивать стены, казаки собирались ставить специальные срубы («избы»), набитые хрящем3 и землей (еще их именовали тарасами). О последнем сообщали в Астрахани и казаки станицы Р. Родионова, отметив по данному поводу, что «стена каменная в Азове тонка». Таким образом, насколько можно судить, казаки достаточно уверенно чувствовали себя в начале осады. Их боевой дух был на высоте. По словам Б. Лукьянова с товарищами, осажденные в Азове собирались «сидеть крепко» и не сдавать город, «хоти всем до одного человека помереть». Надо отметить, впрочем, что действительность оказалась гораздо более суровой, чем она первоначально виделась казакам.
О времени начала решительных действий под Азовом с турецкой стороны сообщается в расспросных речах на Валуйках (от 14 июля 1641 г.) и в Москве (от 21 июля) служилых людей г. Валуек Севастьяна Князева и Степана Пригаринова. Последние в середине июня 1641 г. были посланы из этого города к казакам в Азов с грамотой из Москвы, но, когда С. Князев и С. Пригаринов подошли к Азову, город оказался обложен турецко-крымским войском. Русские гонцы были замечены крымцами (из-за утреннего тумана они слишком близко подъехали к татарским шатрам) и во время бегства государеву грамоту «вкинули в воду» речки Темерник (то есть уничтожили ее). В этот же день С. Князев и С. Пригаринов прибыли в ближайший тогда к Азову Черкасский казачий городок.
Как показывали С. Князев и С. Пригаринов во время расспросов, на другой день после прибытия их в Черкасский городок казаки «в последнем часу дни» отправили из этого городка С. Князева и донского казака Лёвку Лукьянова, умевшего говорить по-татарски, в небольшом судне под Азов, вероятно, с тем, чтобы попытаться проникнуть в город водным путем. Однако на пути к Азову С. Князев и Л. Лукьянов были подмечены с небольших турецких судов, стоявших по обе стороны Дона. Среди турок поднялась тревога, и С. Князев и Л. Лукьянов отошли вверх по Дону и укрылись в камышах, где простояли весь следующий день.
Согласно показаниям С. Князева и С. Пригаринова в Москве, в этот день «за час до света» под Азовом началась ружейная стрельба — «учали бить из ружья из мелково» и били около двух часов. Затем стреляли из двух пушек и били «из мелково ружья» опять «часы з два ж», после чего стреляли из восьми пушек. И наконец, после этого «во весь день стрельба была из ружья и ис пушек с пере-мешкою» (то есть чередуясь). Дождавшись темноты, С. Князев и Л. Лукьянов вернулись в Черкасский городок, а опять-таки на следующий день под Азовом «учали бить из большого наряду безпрестанно до полдень». Далее орудийный огонь велся «по вся дни статьями с перемежкою» (то есть, по-видимому, с перерывами), причем казаки Черкасского городка говорили, что это бьет «турской наряд». Наконец, в десятый день пребывания гонцов на Дону под Азовом началась стрельба из «большого наряда» и «бой (канонада. — О. К.) учал быть большой». «И учало де у них в городке (Черкасском. — О. К.) быть ужасно», — вспоминали во время расспроса в Посольском приказе С. Князев и С. Пригаринов.
Большая османская пушка.
В том числе из подобных орудий турки обстреливали засевших в Азове казаков
Ситуация на тот момент действительно была критической. Как сообщил по секрету («сказывал тайно») гонцам есаул Черкасского городка Григорий Филиппов, в случае, если турки и крымцы возьмут Азов, то казакам из Черкасского городка придется, оставив последний, уходить вверх по Дону на верхние казачьи городки и «в Русь». С. Князев и С. Пригаринов спешно были отправлены из Черкасского городка обратно на Валуйки. Сами же казаки принялись копать ров (то есть обновлять укрепления) и одновременно готовить суда. Как видно из данного сообщения, под Азовом решалась судьба не только этого города, но и казачьих городков.
В своих показаниях в Москве С. Князев и С. Пригаринов сообщали, что упомянутая стрельба была под Азовом в Петров день, то есть 29 июня. Ошибка здесь, учитывая упоминание о церковном празднике, маловероятна. В пользу данного вывода косвенно говорит и тот факт, что при упоминании о пребывании С. Князева в светлую часть указанного дня в камышах под Азовом в расспросных речах употреблено выражение «и на завтрея, в середу...». Пасха в 1641 г. приходилась на 25 апреля, и при соответствующем расчете подтверждается, что Петров день в этом году действительно приходился на вторник.
Подходя к завершению разбора документов о начале обороны Азова, отметим следующее. Согласно показаниям Б. Лукьянова и Р. Родионова с казаками их станиц, 24 июня под город пришла только крымская орда, турки же были лишь на подходе. Таким образом, если не считать вылазок казаков 24 и 25 июня (и, возможно, позднее), то основные боевые действия должны были начаться несколько позже. Когда? Заметим, что до указанной ружейной и пушечной стрельбы, которая шла «с перемешкою» (попеременно) и очень похожа на перестрелку в ходе приступа турецкой стороны к городу, никаких предварительных обстрелов Азова расспросные речи С. Князева и С. Пригаринова не фиксируют. Обстрелов крепости не было ни в тот день, когда упомянутые гонцы подъехали к Азову, ни в день отправки С. Князева из Черкасского городка под Азов4.
Итак, на наш взгляд, стрельба под Азовом 29 июня была связана именно с первым приступом турок. До этого турецкой стороной велось, по-видимому, возведение осадных укреплений (шанцев), как об этом сообщает Э. Челеби (см. далее). Затем последовал методический обстрел крепости, а канонада около 7 июля была связана, вероятно, с подвозом тяжелых стенобитных орудий. С. Князев и С. Пригаринов сообщали также, что на следующий день после их пребывания в камышах под Азовом артиллерийский огонь был только «до полдень», в то время как в последующем он велся «по вся дни», причем казаки в Черкасском городке определили, что это бьет «турской наряд». Возможно, стрельба 30 июня только до полудня была связана, как об этом известно из Поэтической повести, с захоронением турецкой стороной своих воинов, погибших в ходе приступа.
О начале решительного противоборства за Азов мы знаем почти исключительно из Поэтической повести. Последняя, вбирая в себя и известия Документальной, относительно подробно сообщает о первом приступе турецкой стороны к городу и последовавших вслед за ним событиях. Сохраняя по возможности образность и красочность описаний Поэтической повести, рассмотрим эти события.
Осаждающие крепость янычары и артиллеристы (из указ. книги X. Йылдыза)
Первый приступ, как уже говорилось, начался, согласно упомянутой Повести, на следующий день после переговоров сторон. Трудно сказать, велись ли эти переговоры в действительности, или же они были плодом фантазии автора Поэтической повести, согласно которой первый приступ турецкой стороны к городу был самым сильным. Как уже отмечалось, он был, по-видимому, предпринят турками 29 июня. Только янычар участвовало в нем, по сообщению Поэтической повести, 150 тысяч. Как говорится в Повести, приступавшие к Азову турки «крикнули... смело и жестоко» и, наклонив свои знамена к Азову, покрыли ими, по образному выражению автора, весь город. Давая неприятелю подойти поближе, казаки некоторое время не открывали огня. Затем, однако, началась бешеная пальба с обеих сторон. «На обе стороны лише огнь да гром от стрельбы стоял, огнь да дым топился до небеси» — так характеризует автор напряженность боевого столкновения.
На случай приступа у казаков были «отведены подкопы за город» (то есть были сделаны близ городовой стены), которые, согласно Поэтической повести, обвалились «от множества их ("бусурман". — О. К.) неизреченных сил». На данное место был заранее наведен весь казачий наряд (артиллерия), заряженный дробью («дробом сеченым»). В результате «на тех пропастях», как выражается автор Повести, с турецкой стороны погибли «многие тысячи» (получается, таким образом, что это были не столько подкопы, сколько волчьи ямы). Однако «многим» же неприятельским воинам удалось взойти на стены по штурмовым лестницам. Согласно Повести, на стенах разгорелись рукопашные схватки, причем от порохового дыма казаки зачастую не видели друг друга, в ход пошли ножи. Позднее, ретроспективно говоря об отбитых вражеских приступах, автор Повести констатирует: «Окроме болшова приступа первого, такова жестока и смелова приступу не бывало к нам. Ножами мы с ними резались в тот приступ». По нашим наблюдениям, последнее выражение в повестях об Азове употребляется как обозначение высшего напряжения боя. В частности, выражение «резаться ножами» употребляется при описании борьбы за «проломное место» в стене Азова во время его взятия казаками (см. выше). То же выражение употреблено, к примеру, в статейном списке русских посланников в Крыму за 1657 г. в рассказе о бое в этом году крымцев с венграми. Крымским татарам удалось прорваться в «обоз» (полевое укрепление) последних. Как пишут посланники, между двумя сторонами «таков де бой был, что... ножами резались». В этот же день казаки ходили на вылазку, сумев даже захватить «болшое знамя царя турсково». По-видимому, вылазку казаки произвели уже поздним вечером, поскольку Повесть говорит, что с этим знаменем турецкие паши приступали «до самой уже ночи и всю зорю вечернюю». Получается, таким образом, что казаки в этот день одержали значительную победу над турками; потери последних автор Повести определяет в 22,5 тысячи убитых янычар («дватцать полтретьи тысячи»), причем это «окроме раненых».
Следующий день, согласно Поэтической повести, ушел на захоронение турками погибших; в расспросных речах С. Князева и С. Пригаринова в Москве говорится, впрочем, о затишье боевых действий только во второй половине дня 30 июня (см. выше). На третий же день турецкая сторона повела к городу «великой земляной вал», или, как уточняет автор Повести, «земляную гору высокую», которая была значительно выше казачьих укреплений. Ее подвели к Азову за три дня. В результате казаки уже в самом начале осады оказались в отчаянном положении. Согласно Повести, они, призвав себе в помощь Силы Небесные, попрощавшись друг с другом и «положив на себя образы смертныя», вышли на вылазку «всеми силами». В ходе боя казакам удалось обратить неприятеля в бегство, которого «побили в тот час множество, многие тысящи» (вероятно, казачья вылазка отличалась внезапностью и застала турок врасплох).
Окрестности Азова. Валы. Современный вид. Фото П.А. Авакова
Помимо военной победы, выразившейся в захвате, согласно Поэтической повести, 16 янычарских знамен, в ходе боя «у той горы» казаки отбили также 28 бочек пороха. Этим порохом, подкопавшись под турецкий вал (Документальная повесть уточняет, что подкопов было два), казаки подорвали («разбросали») его. О замысле казаков восполнять нехватку продовольствия в ходе вылазок уже говорилось, вероятно, так же обстояло дело и с запасами пороха. Далее в Поэтической повести сообщается о больших потерях турецкой стороны (как и обычно, «многие тысящи»), причем силой взрыва якобы 1500 янычар живьем бросило в город к казакам. Такое количество переброшенных к казакам через азовские стены турецких воинов, безусловно, неправдоподобно, однако само по себе подобное явление имело место. Об этом позднее говорил в своих расспросных речах, в частности, К. Петров (см. ниже).
О времени, которое заняло проведение подкопа, ни в Повести, ни в документальных источниках не сообщается, и, таким образом, мы не можем четко датировать взрыв казаками турецкого вала. Следует, однако, заметить, что подземные галереи за азовские стены могли быть выведены казаками заранее, и им оставалось лишь подвести ходы непосредственно под упомянутый вал. В этой связи надо отметить следующее. В Документальной повести об Азовском осадном сидении говорится, что казаки в ходе первого приступа турок «запалили подкопы», которые, безусловно, были выведены наружу заранее. Позднее в своей отписке в Москву казаки писали, что «в первое паленье» подкопа турки разом потеряли около 2500 человек. На наш взгляд, здесь имеется в виду именно данное событие. Показания же Поэтической повести, что подкопы сами по себе обвалились под «неизреченной» тяжестью штурмующих, скорее всего просто литературное украшение. Подкопы как неотъемлемая часть укреплений казачьего центра (в частности, Черкасского городка) упоминаются в документах за 1650, 1653, 1656 и 1659 гг.
Относительно подробный рассказ о начальном этапе борьбы за Азов (правда, в основном лишь в виде эпизодов) находим у Э. Челеби. Учитывая отрывочность авторского описания, трудно сказать, можно ли доверять такой последовательности событий, каковой она предстает у Эвлии, однако то, в каких выражениях турецкий автор говорит о разворачивающихся под Азовом боевых действиях, весьма красноречиво. С самого начала осады в рассказе Эвлии получает отпечаток ожесточенность боев. Так, говоря о начале осады — занятии турецкими воинами («мусульманскими газиями»5) вырытых вокруг крепости окопов и последующих событиях, Э. Челеби отмечает, что «бои и сражения шли днем и ночью». В данное время к туркам продолжали подходить подкрепления, в частности, подошли войска из Анатолии. В связи с этим усиливаются и боевые действия. «Велик господь, — пишет турецкий автор, — целый день пушки и ружья так палили, что, вероятно, разорвало в клочья облака на трех небесных сферах».
Согласно Эвлии, получала подкрепление не только турецкая сторона. Так, турецкий автор сообщает, что однажды осажденные «примялись так палить из ружей, что крепость Азов запылала» огнем. Казаки наполнили крепость криками «Иисус! Иисус!», разукрасив крестами крепостные стены и башни. Оказывается, продолжает Эвлия, к осажденным «в ту мрачную ночь по реке Дон прибыло на помощь десять тысяч кяфиров (неверных, т.е. казаков. — О. К.)». Похоже, здесь мы встречаемся с упоминанием о так называемом донском ясаке6 — боевом кличе донских казаков, а кресты, скорее всего, имеются в виду те, что были изображены на полотнищах казачьих знамен. В ходе казачьей стрельбы из ружей и пушек, которая продолжалась и утром, было убито 600 турецких воинов. Не исключено, что здесь идет речь о казачьей вылазке.
Наконец, после того как «подобное морю» турецкое войско окончательно обложило крепость, заняв предназначенные для каждого отряда окопы, между противниками началась, как говорит Эвлия, битва «по всем правилам военного искусства»: «От грохота пушечной стрельбы с обеих сторон сотрясались земля и небо». Далее идет описание приступа турецкой стороны: «Начавшись чуть свет, в течение семи часов шла такая драка и свалка, что битвы, подобной этой, еще не видело, вероятно, око судьбы». Турецкая сторона несла потери в сотни и сотни убитых.
Из рассказа о начале осады турками Азова видно, насколько отрывочно описание Эвлией первых боев. В частности, здесь и в дальнейшем полностью опущены такие события, как сооружение турками земляного вала и подрыв его казаками, возведение турецкой стороной нового земляного вала. Яркое отражение получает у Эвлии лишь ожесточенность боевых действий; начало осады затянуто во времени (похоже, впрочем, что так и было в действительности) — турецкие войска то роют окопы, то получают подкрепление. Очень скупо у турецкого автора дано описание некоего приступа к Азову турецкой стороны. По своим характеристикам он очень похож на первый приступ турок, каким мы знаем его по Поэтической повести, однако тот факт, что, согласно Эвлии, уже до него между казаками и турками шли днем и ночью «бои и сражения», включая длительную пушечную стрельбу, вроде бы не позволяет так думать. Не исключено, впрочем, что последовательность событий начала осады у Эвлии может быть нарушена.
Об ожесточенном характере боевых действий под Азовом сразу же после подхода осаждающих к крепости известно и по отписке в Москву из г. Сучавы Б. Лыкова и А. Букалова. Так, отъезжая из этого города 1 июля, русские гонцы писали в Москву следующее. Слышали они «от чернцов (православных монахов. — О. К.) в Сучаве, что под Азовом казаки волошан пятьсот человек побили и турков многих пошкотили» — то есть осажденные перебили 500 воинов из Молдавии в составе турецкой армии, а также многих собственно турецких воинов. Число убитых «волохов», по-видимому, преувеличено. Учитывая, что данные сведения были получены русскими гонцами не позднее 1 июля, а дойти до Сучавы эти вести вряд ли могли за несколько дней, получается, что здесь мы видим результат боев казаков с осаждающими от 24 или по крайней мере не позднее 25 июня. Впрочем, в данном сообщении русских гонцов надо видеть скорее слух, в то время как, согласно их же словам, никаких «подлинных» (то есть достоверных) известий из-под Азова к властям Сучавы еще не поступало.
Турецкое осадное сооружение, возможно, применявшееся и под Азовом (праздничный макет). (Из указ. книги X. Йылдыза)
Обратимся к ходу дальнейшей борьбы за крепость. Согласно Поэтической повести (а также ряду документальных свидетельств), последующие события были связаны с повторным возведением турецкой стороной земляного вала. Новый турецкий вал был намного больше прежнего. Автор Поэтической повести говорит, что эта «гора» была «в длину... лучных стрелбища в три7, а в вышину многим выше Азова города, а широта ей — как бросить на нее дважды каменем». После возведения данного сооружения (а скорее всего, и параллельно ему) последовал артиллерийский обстрел города, длившийся без перерыва, согласно Повестям, шестнадцать суток — «шеснатцать дней и шеснатцать нощей». «В те дни и ночи» были, согласно Повести, разбиты («распалися») азовские укрепления («крепости») — «все» стены и башни, церковь Иоанна Предтечи, а также каменные строения («палаты») до самого основания («по подошву»). О длительном обстреле крепости в начале осады (после 29 июня) сообщали в Москве и служилые люди С. Пригаринов и С. Князев, побывавшие в это время на Дону. Из другого источника (док. № 9; сведения на конец августа 1641 г.), впрочем, узнаем, что обстрелы крепости перемежались с неоднократными («по многие дни») приступами к ней, не принесшими туркам желаемых результатов. (Возможно, правда, что эти штурмы произошли уже после данного шестнадцатидневного обстрела крепости.)
После довольно краткого сообщения о более чем двухнедельных обстрелах Азова последовательность описания событий в Поэтической повести отчасти теряется. Рассказ далее ведется непоследовательно, в общих чертах, что, впрочем, создает картину суровых будней обороны, заполненных постоянными боями. В частности, автор говорит о потере казаками артиллерии в ходе обстрелов турками крепости («а... наряд наш пушечной переломали весь»). Сами казаки сидели в это время «в ямах» (подземных укрытиях), из которых им не давали и выглянуть.
О сильном обстреле Азова после рассказа о приступе турок к городу сообщает и Э. Челеби: «А утром (после приступа. — О. К.), — говорит он, — снова был открыт огонь из пушек. Ворота и стены крепости были разбиты и разрушены, а дома в ней разнесены в щепы». Выстояли лишь укрепления, построенные генуэзцами. Казаки, однако, и при столь неравном соотношении сил не прекращали борьбы. Далее Эвлия Челеби говорит фразу, дающую высокую оценку энергии казаков. Итак, в следующую ночь после обстрела казаки «совершенно неожиданно наставили кабаньих капканов, щитов, заостренных кольев, окопались, и (с утра. — О. К.) бой начался с новой силой».
Далее, согласно Эвлии, обстрелы крепости продолжались, неся ей все новые и новые разрушения. Вероятно, что, как уже отмечалось, обстрелы Азова сменялись попытками приступов. В таких случаях бои шли, надо полагать, в проломах и на развалинах стен, причем уцелевшие части укреплений становились, похоже, очагами сопротивления. Об одном из подобных столкновений и рассказывает турецкий автор. Он пишет, что в один из моментов осады некоторое число турецких воинов («газиев»), бросившись в довольно широкие бреши, пробитые пушками в стенах крепости, водрузило там свои знамена (то есть закрепилось). Однако «хитрые» казаки, воспользовавшись тем, что не все турецкие воины подошли вплотную к проломам, ударили по туркам перекрестным огнем, так что «сразу же сотни их испили чашу смерти». Три дня и три ночи оставшиеся в живых вели бой с казаками на азовских укреплениях, то беря верх, то терпя неудачу и выстаивая против натиска «пьяных кяфиров». В конце концов турки были вынуждены отойти с боями назад, оставив на крепостных сооружениях множество знамен и убитых. Надо полагать, это было наиболее яркое из столкновений такого рода, потому его и отметил автор.
Мы рассмотрели, как отображаются в Поэтической и отчасти в Документальной повестях, а также в записках Э. Челеби боевые действия под Азовом в июле 1641 г. (датировка наша). Документальный материал дает возможность несколько дополнить известия, изложенные в нарративных источниках. Итак, начало новому этапу борьбы за Азов положило возведение турецкой стороной второго земляного вала. На настоящий момент нельзя точно определить, когда осаждающими была начата упомянутая работа. Можно лишь сказать, что это произошло, по-видимому, в первой половине июля. Одним из главных направлений противоборства сторон в это время была, насколько можно судить, борьба за Топраков город. Из одного позднейшего документа узнаем, что все стены и здания Топракова города были разрушены, это свидетельствует о длительном обстреле его турками. Со стороны казаков в данное время, возможно, продолжались вылазки из крепости, как об этом показывал позднее И. Новокрещен. Наконец, 2 августа посредством земляного вала туркам удается захватить Топраков, о чем достаточно подробно рассказывается в расспросных речах от 29 августа 1641 г. приехавших в этот день на Валуйки с Дона из казачьего городка Каргалы белгородцев Е. Еремеева и Г. Герасимова.
Документ, о котором идет речь, опубликован, но при этом в исторической литературе малоизвестен. Согласно показаниям Е. Еремеева и Г. Герасимова, когда они были на Дону в казачьем городке Каргалах, при них 6 августа сюда из казачьего Черкасского городка приехали донские казаки Василий Волдырь и Иван Тамбовец сообщившие во время расспроса на кругу в Каргалах следующее. При казаках В. Волдыре и И. Тамбовце, 3 августа из Азова в Черкасский городок «прибежало» два запорожских казака. Запорожцы показали, что 2 августа при них «турские и крымские люди» с помощью «земляного насыпного вала» взяли Топраков город (в документе — «Топракалов»), причем в ходе этих событий был ранен донской войсковой атаман Наум Васильев, который вскоре от раны умер. В тот же день (2 августа) войсковым атаманом был избран Тимофей Лебяжья Шея, который укрепился («сел в осаде») с казаками «в Азове (и) в Ташколове городке». Сообщалось также о серьезных потерях казачьей стороны в ходе боев (и, в частности, «на приступах»), а также сильном обстреле с земляного вала и стен захваченного турками Топракова города донских казаков, засевших в Азове и Ташкалове.
Указанный документ уникален в том отношении, что он дает нам дату оставления казаками Топракова города — 2 августа. Несмотря на то, что данное известие было зафиксировано лишь после того, как оно прошло через вторые и третьи руки, точность датировки позволяет, на наш взгляд, с доверием отнестись к указанной в документе дате. Таким образом, хотя в исторической литературе принято говорить о достаточно быстром отступлении казаков из Топракова города, выходит, однако, что осажденные удерживали его больше месяца. Данное обстоятельство в определенной степени меняет наши представления о ходе Азовского осадного сидения 1641 г. Получается, что последний был более драматичным, чем это представлялось ранее на основе Поэтической и Документальной повестей: казаки весь июль удерживали Топраков, но затем все-таки были вынуждены оставить его. Думается, именно в связи с данным фактором борьба сторон за город приобретает еще большее ожесточение, вследствие чего, на наш взгляд, и представляется целесообразным разделить ход обороны Азова два периода — до падения Топракова города и после него.
Различные представители турецкой армии:
1, 2 - янычарские офицеры: чорбаджи и его помощник (одабаши); 3 - старший офицер корпуса янычар; 4 - чин младшего командного состава, объявлявший в турецкой армии приказы и постановления; 5 - офицер турецкой военной полиции; 6 - латник, колъчужник (из указ. книги X. Йылдыза)
Если к началу августа 1641 г. турецкой стороне наконец удается достичь определенных успехов в борьбе за Азов, то в несколько более ранее время ситуация, безусловно, была для нее совершенно неутешительна, что хорошо видно по отпискам из Стамбула в Москву русских гонцов Богдана Лыкова и Афанасия Букалова. Так, сведения из их первой отписки о положении под Азовом были получены гонцами в «Царьграде» не позднее 9 августа, когда в турецкую столицу пришло донесение командования осаждающих Азов турецких войск с просьбой о дополнительной присылке к ним боеприпасов и ратных людей. Русские гонцы писали, что, согласно разговорам в Стамбуле, осаждать Азов в совокупности было отправлено более 150 тысяч человек (имеются в виду «всякие» воинские люди, включая татар), ныне же от них осталось едва 50 тысяч, остальные перебиты казаками. Далее Б. Лыков и А. Букалов сообщают о проведенных осаждающими «четырех приступах болших», в ходе которых был убит паша г. Кафы, 40-50 «чербачеев» и другие «начальные люди»; кроме того, казаки в это время «и иных каторжных людей побили много» — речь идет, судя по всему, прежде всего о янычарах. Причем казаки, согласно отписке русских гонцов, из крепости днем и ночью «чинят частые выласки» (вылазки) и осаждающих «всегда... побивают».
Под «чербачеями» следует понимать, безусловно, чорбаджи — офицеров примерно в чине капитана, являвшихся командирами ода («казармы») — низшего отдельного подразделения турецких войск. Если данное число потерянных турками чорбаджи близко к действительному, то турецкие силы действительно несли катастрофические потери. Согласно отписке русских гонцов, из-под Азова, прося присылки «пороху, пушечных ядер и свинцу», писали в Стамбул, что «к Азову де приступать нечем». При этом, по словам турок, «с кем мы ни воевали — в Кизылбашех под Богдатом многие бои бывали, и с полским королем, и с ыными великими государи, а такой де победы (т. е. поражения. — О. К.) и великой шкоты турским людем не бывало ни от кого, как ныне от таких малых людей — и то де еще царь московской держитца правды, что никакие помочи им не чинит». «И ни от которые стороны такова спасенья не имеют, как от Азова», — завершали в своей отписке передачу азовских известий Б. Лыков и А. Букалов.
Следует сказать о датировке сообщения о четырех турецких приступах. Чтобы добраться морем от Азова до Стамбула, требовалось примерно две недели (см. ниже). То есть данные «вести» с места боев были отправлены где-то в конце июля. В это время под Азовом, по-видимому, продолжался 16-дневный обстрел казаков со второго земляного вала, что, возможно, сопровождалось ожесточенными вылазками с казачьей стороны против осаждающих. Однако есть сведения, что неутешительные известия от турецкого командования поступали из-под Азова в Стамбул и несколько ранее. Так, в своей следующей отписке из турецкой столицы Б. Лыков и А. Букалов писали, что в Стамбуле «от везиря заказ крепкой гонцом, которые с отписками (из-под Азова. — О. К.) приезжают — отнюдь бы никому ничего не сказывали». Причем, как писали в Москву русские гонцы, еще до прибытия известий в турецкую столицу о ходе осады 9 августа «сперва де приехали было два гонца и стали вести в миру сказывати, и везирь де велел их тотчас казнить». Таким образом, возможно, сведения о четырех приступах были получены в Стамбуле не 9 августа, а несколько ранее. В этом случае отправку известий о них из-под Азова следует предположительно датировать примерно серединой июля, что несколько более логично, поскольку, думается, именно в это время ход боевых действий под Азовом для турок был гораздо менее утешителен, чем к концу данного месяца, когда к катастрофе была близка уже скорее казачья сторона.
1 Дословно конец войсковой отписки звучит так: «А бои, государь, у нас с ними были великие в то число, как к нам они пришли, и того, государь, числа мы, кололи твои, послали с сею отпискою к тобе, праведному государю, к Москве».
2 Промышлять (от выражения: воинский промысел) — вести боевые действия.
3 Хрящ — различный строительный мусор с камнями, часто - крупный песок с примесью мелкой гальки.
4 Следует, впрочем, оговориться, что таковые могли быть опущены гонцами во время расспросов.
5 Газий — мусульманин, участвующий в газавате, или джихаде — «священной борьбе» против «неверных».
6 Ясак - воинский звуковой сигнал, в XVII в. так именовали и боевой клич, и пароль во время караулов.
7 «Лучное стрелбище» — расстояние длиной в полет стрелы. В Документальной повести прибавляется, что высота земляного вала была семь саженей.