Договор с демоном

Трудно было придумать более глупую сказку, как сойтись человеку с демоном, человеку, облеченному плотью, – с духом бесплотным, лишенным языка, ощущения, внешних, осязаемых, определенных форм. А между тем есть предание, что как в Западной Европе (см. выше), так равно и у нас на Руси верили, что колдуны и их сношения с дьяволом существовали. Человек честолюбивый, бедный или злой продавал душу дьяволу и пользовался полученными взамен того земными благами.

Но каким же образом можно было увидеть дьявола и говорить с ним? Скорее и всего правдивее в первые века обращались к языческим жрецам или их последователям и там, отрекаясь от всего святого, начиная с христианской религии и кончая презрением ко всем святым принадлежностям¹ пред врагом христианства, научались волхованию, и то, как говорят, предварительно подвергаясь от волхва испытаниям, как то делали египетские жрецы с новопосвященными. Может быть, жрецы или волхвы, в это время замаскировываясь, действительно брали подписки кровью и составляли с новопосвященными договор, в котором, между прочим, он должен был душою и телом принадлежать им и стремиться всеми силами идти наперекор христианским стремлениям, сеять зло, вредить и причинять всевозможный вред своим противникам. За что получает знание и начинает волховать, будучи посвящен в таинство. Это понятие или предположение идет как нельзя лучше к понятиям той эпохи, когда языческие жрецы на закате дней своего существования стремились удержать за собою свое могущество, первенство и славу.

Но были такие случаи, что человек впадал в болезнь от неудач в жизни или просто, будучи вздорного характера от природы, решался идти наперекор судьбе и, как сумасшедший, забывши Бога, искал крайностей. Часто такие эксцентрики и без помощи договора с демоном творили зло обществу, вместо того чтобы быть его полезным членом, и, увлекаясь этим злом, находили, как эгоисты, в этом своего рода удовольствие.

Таких вредных людей народ клеймил колдунами, сообщниками дьявола, тогда как они вовсе не видывали чертей, но если делали зло, то вследствие ненависти к людям и зависти к благосостоянию и славе других.

Но были мечтатели-безумцы, которых хотя и живое воображение постоянно рисовало мрачные картины жизни из мира отвлеченности². Эти люди скорее и чаще могут вдаваться в припадки более или менее болезненные (ипохондрия). Их постоянная задумчивость придает самым интересным проявлениям в жизни мрачный колорит; этим человеком овладевает неудовольствие, переходящее в досаду; его ничего не радует, не утешает, и, таким образом, несчастный больной, ни в чем не находя успокоения, кончает с жизнью, и кончает не по своему собственному произволу, а по болезни. Мрачному мечтателю, никогда ни в чем не видевшему радости, в тяжелые давящие его грудь дни иногда даже являются призраки, с которыми он в болезненном забытьи входит в разговор, как то часто бывает, из чего суеверные люди часто заключают, что он колдун, тогда как этот несчастный требует лекарства и доктора. Этот человек готов сознаться, что он заключил договор с демоном, если его спросят об этом.

Про колдунов и чародеев есть тысячи легенд и разнородных басен в самом разнообразном виде. В средние века различали их, разделяя их на благодетельных и злых волшебников и волшебниц.

Волшебники и волшебницы на западе Европы имели свои замки, экипажи запрягались голубями, лебедями, драконами, змеями, извергающими дым, пламя, искры, и другими фантастическими тварями, и каждый из них повелевал сонмом духов. В арабских легендах и сказках также встречаем благодетельных волшебников и пустынников, могущественных гениев и также злых. Рыцарские романы: «Рихардет», «Неистовый Роланд», «Ричард Львиное сердце» и проч. – описывают эпоху средневековых заблуждений, придающих большую важность талисманам, амулетам и волшебникам. Там говорится, что благодетельные волшебницы обладали, как и благодетельные волшебники, красотою лица, умом и могуществом; они поощряли и награждали храбрость и добродетель; карали зло и вели ожесточенную борьбу с злыми волшебниками и гениями, продолжавшуюся иногда несколько веков, причем добродетель всегда делается победительницей.

В этих фантастических бреднях, созданных предрассудками века, есть отчасти своя доля правды, доказываемая тем, что между добром и злом в здешнем мире всегда ведется непримиримая война или вражда с начала миротворения, но что рано или поздно, а все же добродетель, как истина, восторжествует.

Вот любопытное исследование господином Глаголевым, напечатанное из Гродненских ведомостей в Воскресный досуг³, которое мы помещаем от слова до слова; это касается русских колдунов XIX столетия.

Он разделяет колдунов на следующие градации:
1) колдуны случайные,
2) колдуны поневоле,
3) колдуны по убеждению и
4) колдуны злоумышленные.

1) Случайным, простым колдуном прослыть требуется очень и очень немного, например, иметь какой-нибудь бросающийся в глаза недостаток телесный или излишество, даже отдельный клок волос, случайно выросший на голове или на бороде; если притом мужик сметлив, то очень легко воспользоваться этим обстоятельством; стоит лишь повести ему жизнь против принятого обыкновения, то есть ложиться спать тогда, когда другие бодрствуют, и наоборот – вставать, когда люди ложатся спать, не чесать бороды и не расчесывать волос на голове, говорить вздор, вообще делать разные несообразные штуки, затем нашептывать какую-нибудь небылицу. Подобного рода колдуны-обманщики безвредны.

2) Колдуны поневоле. Это люди, которые производятся поневоле другими.

Пример пояснит дело: в полуверсте от одной деревни находилась небольшая мельница, содержимая крестьянином Антоном Петровым. О нем ходила молва, что это такой дока, каких редко сыскать, впрочем, хотя и колдун, но колдун добродетельный, зла никому не делает, а все добро. Это был старик лет 65, добрый, умный, сметливый, веселый и набожный до того, что слово «черт» никогда им не употреблялось, и если уж необходимо было сказать это слово, то он заменял это названием «черный».

Петров сам рассказывал, как его дураки произвели в колдуны: лет пять тому назад был в нашей деревне парень здоровый и бойкий; вот приезжает он раз на мельницу молоть рожь; летом на мельнице вообще бывает работы мало, вот я и хаживал обедать и ужинать домой в деревню. Это было уже к вечеру, и я и говорю: послушай, Ванюха, я пойду ужинать в деревню, побудь здесь пока. «Хорошо», – говорит. Я ему шутя и говорю: «Ты, мол, не боишься остаться один на мельнице?» – «А кого я буду бояться, ко мне хоть сам черный (черт) приходи, я и тому ребра переломаю», – отвечал он. Это мне не понравилось; ну, думаю я, постой же, испробую тебя, каков ты таков? «Хорошо, – говорю, – запри же двери-то на крючок». Потом я вместо деревни обошел кругом, да под колесами и пробрался под мельницу, лицо вымарал грязью, а на голову надел вершу, что из прутьев плетутся, и полез в творило, где колеса мажут; лезу помаленьку. Иван же, заслышав шорох, отступил шага на два и стал креститься, а я вдруг высунулся до половины да и рожу еще такую скорчил; тут Иван не выдержал и со всех ног бросился в дверь, сшиб ее с крючка и без оглядки подрал прямо в деревню.

Сбросив вершу, я кричу: «Иван! Иван! Куда ты?» Только пятки мелькают. Вот тебе, думаю, и пошутил, теперь и оставайся без ужина. Нечего делать, поел я хлебца, прихлебнул водицей и лег спать. На другой день поутру слышу, кто-то ходит и покрикивает. Э, думаю, смельчак мой пришел. Отворил я дверь, гляжу: Иван. «Что же, – говорю, – так-то караулят?» – «Да что, дядя Антон, озяб до смерти, пошел погреться», – отвечает Иван, а между тем спешит скорее лошадь запрячь, да на меня как-то странно посматривает; я ни гугу, знай, подметаю мельницу. Запряг он лошадь и сейчас уехал. Я так и думал, что дело тем и кончится, ан вышло не так. Дня через три является ко мне одна старуха и бух мне в ноги: «Батюшка, помоги», – говорит. Что, мол, такое? «Ваську моего испортили». – «Как испортили?» – «Да вот как, кормилец: вчера после уж полуден вез он сено. Жара страшная. Вот подле дороги идет Матрена с водою, он и попроси напиться; напившись же, и говорит: "Спасибо, бабка". – "Не на чем, – говорит, – а при случае припомни". – "Припомню", – говорит. Отъехав сажень десяток, вдруг ему под сердце и подступило, едва мог лошадь отпрячь и прямо на печь. Мы собрались ужинать, кличем его, нейдет, а сам все мечется; поутру я было ему яичко поднесла, не берет; так сделай милость, помоги!» – «Да что ж я-то тут могу сделать?» – «Батюшка, такой-сякой, помоги!», а сама все в ноги. «Постой, – думаю, – дам я ей земляничного листа», я, знаешь, сам его употребляю, когда занеможется; возьмешь, поставишь самоварчик, да обольешь (лист) кипятком, да чашек десять и выпьешь, а допрежь ты стаканчик винца хватишь, наденешь тулуп да на печь; вот пот тебя и прошибет; а к утру и встанешь, как встрепанный. «Постой, – говорю, – я тебе травки вынесу», – и вынес пучка два, да и рассказал ей, что с ней делать. Гляжу, на другой день она опять ко мне и опять в ноги. Что, мол, али опять худо с Васькой-то? Какое, говорит худо, он уже поехал на покос. – Ну и слава Богу. Она меж тем холста мне эдак аршин пять сует.

«Что ты, мол, Бог с тобой! Куда мне?» Возьми да возьми! Злость меня взяла, говорю: Отдай, мол, в церковь! Послушалась и ушла. Что же, батюшка мой! И стал я замечать, что, как завидят только меня, все кланяются еще издали. Что это, думаю, за чудеса такие? Сперва я все ту же травку давал, всю почти передавал; ничего, выздоравливают, а там уже ворожить стали ходить; я сначала сердился на них и гонял, не тут-то было; ломят, да и только. Уж больно стали надоедать; я и пошел к священнику, да и порассказал, в чем дело; священник посмеялся, да и сказал: «Ну, ты невольный колдун, терпи, нечего делать! Народ не скоро переломишь, предоставь все времени».

3) Колдун по убеждению. Колдуны по убеждению, по словам г. Глаголева, сами убеждены в действии заговоров. Заговоры передаются младшим в семействе или друзьям, и притом с заветом, что тайны никому не открывать. Но мы об заговорах будем говорить в своем месте.

Г-н Глаголев сообщает один из тех случаев, какой он заметил или сам, или слышал из достоверного источника. Вот что делают сметливые колдуны или просто деревенские шалуны. Известно, что деревенские лошади счастливее чутьем городских, так как пасутся в поле, на воле и пользуются более дарами щедрой природы, чем наши выездные лошади, как барышни, годные только порисоваться на бегу, как на бале, а затем в теплой конюшне жевать овес и пить тепловатую водицу.

Одаренная богатым чутьем деревенская лошадь, хоть не в холе воспитанная, лучше слышит следы и серого волка, и мохнатого медведя издалека, и чуткая по природе, всегда принимает свои меры, если только она свободна от воли человека; но если ею управляет человек, то, конечно, она бьется при виде животного, ей вредного и враждебного, даже часто погибает вследствие повиновения рукам, управляющим браздами.

На основании богатого обоняния лошадей колдуны делают такие проделки, например: чтобы остановить поезд свадебный или вообще на бегу лошадей, употребляют следующие средства: берут свежего жира или крови от какого-либо хищного зверя (ближе всего от медведя или волка) и намазывают ими камни, которые разбрасывают по дороге. Лошади, почуяв запах зверя, начинают упрямиться и беситься, а особенно молодые.

Это средство особенно употребляется при свадебных поездах и до того сделалось обыкновенным в простонародье, что стоит только кому-либо перейти дорогу во время свадебного поезда, как дружка станет упрашивать его перейти дорогу обратно, даже водкой и брагой попотчует его при этом⁴.

Вот один случай колдовства: зажиточный крестьянин купил у другого крестьянина дворовую собаку, очень злую, и привязал ее на цепь. Но собака вовсе не хотела лаять у нового хозяина, свернется калачиком и лежит в таком положении. Мужик обратился к колдуну с просьбой помочь этому горю. Колдун сначала поломался, как водится, поставили ему шкалик, и тогда он объявил, что не пришло еще время, и когда оно наступит, он сам придет.

Недели через две колдун является. «Подержите собаку», – говорит. Собаку подержали; колдун взял собаку за хвост и чем-то помазал его. Собаку пустили; сперва она по- своему свернулась калачиком, но в ту же минуту вскочила, дико залаяла и стала метаться на цепи; потом опять хотела свернуться и опять вскочила, словно ошпаренная. С тех пор собака стала лаять и сделалась опять отличною собакою.

А ларчик просто открывался: колдун помазал корень хвоста у собаки свежим волчьим жиром; собака чуть коснется носом хвоста, послышит запах и с яростью начнет лаять. Мало-помалу собака, привыкнув к новому хозяину, перестала скучать и дичиться.

4) Злоумышленные колдуны. Эти колдуны самые опасные, и на них должно быть обращено внимание полиции. Это просто мошенники. Они очень часто разъезжают по деревням (говорит г. Глаголев) и под видом выкурки чертей и домовых окуривают и опаивают народ одуряющими зельями, преимущественно беленой и дурманом, и, пользуясь опьянением своих жертв, обирают их.

Несколько лет тому назад к священнику села К. приезжают двое неизвестных людей, по-видимому, купцов довольно подозрительной наружности; один из них при огромном росте и атлетическом сложении казался необыкновенно сильным.

Они обратились к священнику с просьбой покормить у него лошадь и напиться чаю. Священник пригласил их на двор и попросил самих в комнату. Великан стал хлопотать около лошади, а товарищ его, по-видимому хозяин лошади, войдя в горницу, просил поставить самовар и вместе со священником стал пить чай, во время которого сыпал в самовар какой-то порошок, и на вопрос священника, что он делает, отвечал, что в комнате чувствуется тяжелый запах, а потому не мешает подсыпать курительного порошка.

Так как выходящий из самовара дым противным не оказался, то слова гостя казались вероятными. Между тем купец по временам что-то выпивал из находившейся при нем бутылки; священник полагал, что у него ром или водка, тем более что лицо купца делалось все краснее и краснее; за собой же священник не замечал, что он мало- помалу теряет сознание. Мать его (священника), старуха лет сто, уже потеряла сознание; а жена, будучи занята по хозяйству, то входя, то выходя, сохранила более самосознания, чувствовала только биение сердца, наконец, взглянув из спальни в комнату, увидела, что муж ее дает деньги купцу, а тот просит еще и самовар, обещаясь отдать все на обратном пути, на что священник изъявляет согласие. Она хотела выйти из комнаты, чтобы позвать соседей, но, увидев великана в дверях, до такой степени испугалась, что лишилась чувств.

Великан не постоянно находился в комнате, но выходил на улицу и на двор, вероятно, для того чтобы не вошел кто-либо из посторонних.

Вскоре оба незнакомца сели в телегу, взявши с собою 10 рублей, самовар и еще кое-какие другие вещи. Священник машинально вышел их провожать, и когда вдохнул в себя несколько раз свежего воздуха, который, как он после сказывал, казался ему усладительным, самосознание и память стали ему возвращаться, тогда он бросился в комнату, нашел жену и мать почти в бесчувственном положении, отворил двери, вспрыскивал больных водою и с трудом привел их в чувство. Головная боль продолжалась около недели.

Всегда нужно осматриваться относительно наркотических веществ, скажем мы в заключение, потому что из истории индийцев и римлян мы видим, что там такие курения были в большом ходу, то же самое курение производилось и в средние века при вызывании теней и духов, особенно в то время, когда употребляли волшебный фонарь.

Злонамеренные колдуны нашего времени особенно практикуют в наших русских деревнях удачным угадыванием украденных лошадей, определением местности и их нахождением, и все это устраивается посредством стачки колдунов с конокрадами. Хитрые обманщики помогают злым и негодяям ядовитыми зельями с намерением мщения за обиду и находят себе в нашем отечестве обильную профессию, и хотя не всегда достигают своей цели, то чаще всего губят несчастных, награждая их такими болезнями, о которых даже врачи не имеют никакого понятия.

Грубые поселяне со слишком поверхностными понятиями о христианской любви и высокой христианской добродетели считают себя уже добрыми христианами, если каждое воскресенье ходят в церковь, мало понимая, а иногда и вовсе не понимая суть молитв на славянском языке, произносимых во время божественной литургии.

Проповедей в селах и деревнях не говорится, может, на это нет ли еще и запрещения, не знаем и умываем руки; но, во всяком случае, не мешало бы крестьянам по праздникам хоть катехизис читать. Впрочем, это дело не наше, на то есть иерархия; но, во всяком случае, каждый крестьянин, по обязанности совершая св. Таинство покаяния и св. Причастия, думает, что, тем сдав ежегодно известные грехи, он совершенно прав и освобождается от ответственности пред Всемогущим, и потом, на основании своего мнимого очищения грехов, вновь предаются новым размолвкам в семействе, между знакомыми, враждовать с соседями, пьянствовать и даже воровству всякого рода, как, например, конокрадству, самому вредному для земледельческого хозяйства. Конечно, при такой грубой обстановке нашего народа и в настоящее время происходят разного рода преступления, существуют вредные колдуны для вреда и наводнения ужаса в среде народа, которые посредством разного рода ему известных составов и зелий отравляют или, как говорят, портят народ то по собственному желанию, то по просьбе других из личного их мщения. Все это противно духу религии и сильно отзывает грубыми остатками древнего язычества, закоснелого в народе. Будь простой народ начитаннее, знай он основательнее религию, кроме одних обрядностей, нравы их были бы мягче и не было бы таких злодеев. Отчего в столицах мы не слышим о существовании колдунов и не боимся никакой порчи? Оттого, конечно, что в столицах народ развитее, гуманнее, да и полиция, не боясь мщения, преследует законом распространение обманщиков и злодеев.

КОММЕНТАРИИ

¹ Есть повсеместное поверье, что тот, кто хочет быть колдуном, должен носить трое суток нательный крест под пятой, не молиться, не креститься. Отсюда видно, что это предание существует со времен язычества, со времени его борьбы с христианством.

² Как, например, Мельмот-Скиталец.

³ Воскресный досуг. Т. VI, № 137.

⁴ См. свад. обряды пермяков. Ч. 1.