Россия также заплатила тяжелую дань суеверию. Языческие жрецы, игравшие у древних славян, как и повсюду, роль волхвов, неохотно, как уже мы и сказали, уступали вводимому в России христианству. В народе старинные поверья и обычаи не только утратились вдруг, но и по сие время, как мы уже упомянули в первой части нашей книги, заметны в своих остатках обычаев, песен и обрядов.
Высшие представители духовенства употребляли все зависящие от них средства, чтобы уничтожить в народе суеверную доверенность к колдунам, ведьмам и волхованию, о чем свидетельствуют многие памятники. Кирик XII века, митрополит Фотий, в своем послании к новгородцам в 1410 году, Царская окружная грамота 1648 года и Домострой строго воспрещают всякое сношение с волхвами.
В извинение русскому народу насчет убеждения в знахарей и других лиц, занимавшихся мнимо противным занятием, скажем одно: когда христианство в России укрепилось вполне, то народ еще далеко не достиг не только образования, но и грамотных было очень мало. Во врачах чувствовался крайний недостаток, даже некоторые из царей умирали от чирьев, которые превращались в злокачественные язвы по недостатку в опытных врачах. К кому же было обратиться народу простому, необразованному, даже грубому, в своих болезнях, в своих неудачах? Разумеется, и обращались к человеку, более или менее знакомому с недугами; часто иногда кто-нибудь давал остатки лекарства, которым сам излечился, или подавал тот же совет другому больному, которым сам пользовался. Успех кого-нибудь в деле врачевания разносился далеко. Со временем человек в глазах простого народа делался известным и, видя в этом свою пользу, старался замаскировать средства, сопровождая свои эксперименты наговорами, таинственными действиями, и тем, разумеется, себя ставил дурно пред правительством и в глазах простого народа, облекая свои естественные действия во что-то таинственное. Простой селянин, опиравшийся всецело по наущению своего духовного пастыря во всех своих деяниях, видел промысл Божий, а даже если и случалось получить помощь от знахаря или колдуна, то он отмаливался, задавал себе известное число поклонов, а все-таки в душе благословлял своего целителя, хотя подозревал, по невежеству человека того века, что его целитель – колдун. Страшно думать в наше время и сопричислять врача к колдуну, но, однако ж, по духу времени, по таинственности колдунов, по их закрытым таинственным операциям и по невежеству века всех русских знахарей считали какими-то изуверами.
Дела о волшебстве издревле принадлежали в России заведыванию духовной власти, и чародеев сжигали в костре точно так же, как и в Западной Европе, в чем уверяет Карамзин. В 1227 году, по сказанию летописца, в Новгороде четыре волхва были приведены на архиерейский двор и там сожжены, несмотря на заступничество бояр. В начале XV столетия было сожжено во Пскове десять вещих женок (колдуний, ведьм). В повести о волховании, написанной для Иоанна Грозного, утверждается необходимость сжигать чародеев. Котошихин говорит, что в его время мужчин за волшебство и чернокнижничество сожигали, а женщин за волшебство живых по грудь закапывали в землю, отчего они умирали на другой или на третий день. Эта форма наказания за чародейство согласовалась с общим народным убеждением в XVI и XVII столетиях. Так, в старину, во время повальных болезней, зарывали в землю женщину, подозреваемую миром в наведении болезней своими волхованиями.