Заговоры любовные

1. Заговор молодца на любовь красной девицы. На море на Океане, на острове Буяне лежит тоска; бьется тоска, убивается тоска, с доски в воду, из воды в полымя, из полымя выбегал сатанина, кричит: «Павушка Романея, беги поскорее, дуй рабе (такой-то) в губы, в зубы в ее кости и пакости, в ее тело белое, в ее сердце ретивое, в ее печень черную, чтобы раба (такая-то) тосковала всякий час, всякую минуту, по полудням, по полуночам; ела бы не заела, пила бы не запила, спала бы, на заспала, а все бы тосковала, чтоб я ей был лучше чужого молодца, лучше родного отца, лучше родной матери, лучше роду-племени. Замыкаю свой заговор семьюдесятью семью замками, семьюдесятью семью цепями, бросаю ключи в Океан море, под бел горюч камень Алатырь. Кто мудреней меня взыщется, кто перетаскает песок из всего моря, тот отгонит тоску». («Сказания рус. нар.» Сахарова. Том I. 1841.)

2. Заговор для любви. Исполнена еси земля дивности. Как на море, на Океане, на острове на Буяне есть горюч камень Алатырь, на том камне устроена огнепалимая баня; в той бане лежит разжагаемая доска, на той доске тридцать три тоски. Мечутся тоски, кидаются тоски и бросаются тоски из стены в стену, из угла в угол, от пола до потолка, оттуда чрез все пути и дороги и перепутья, воздухом и аером. Мечитесь, тоски, киньтесь, тоски, в буйную ее голову, в тыл, в лик, в ясные очи, в сахарные уста, в ретиво сердце, в ее ум и разум, в волю и хотенье, во все ее тело белое, и во всю кровь горячую, и во все кости, и во все суставы, в 70 суставов, полусуставов и подсуставов; и во все ее жилы, в 70 жил, полужил и пожилков, чтобы она тосковала, горевала, плакала бы и рыдала во всяк день, во всяк час, во всякое время; нигде б пробыть не могла, как рыба без воды. Кидалась бы, бросалась бы из окошка в окошко, из дверей в двери, из ворот в ворота, на все пути и дороги, и перепутья с трепетом, туженьем, с плачем и рыданьем, зело спешно шла бы и рыдала и пробыть без того ни минуты не могла. Думала б об нем не задумала, спала б не заспала, ела бы не заела, пила б не запила и не боялась бы ничего, чтоб он ей казался милее свету белого, милее солнца пресветлого, милее луны прекрасные, милее всех, и даже милее сна своего во всякое на молоду, под полн, на перекрое и на исходе месяца. Сие слово есть утверждение и укрепление, им же утверждается и укрепляется, и замыкается. Аще ли кто от человек, кроме меня, покусится отмыкать страх сей, то буди, яко червь в свинце ореховом. И ничем, ни аером, ни воздухом, ни бурею, ни водою дело сие не отмыкается. («Сказания рус. нар.» Сахарова. Том I. 1841.)

3. Заговор полюбовного молодца на любовь красной девицы. За морем, за Хвалынским, во медном городе, во железном тереме сидит добрый молодец, заточен во неволе, закован в семьдесят семь цепей, за семьдесят семь дверей, а двери заперты семьюдесятью замками, семьюдесятью крюками. Никто добра молодца из неволи не ослобонит, никто добра молодца досыта не накормит, допьяна не напоит. Приходила к нему родная матушка (такая-то) во слезах горючих, поила молодца сытой медовой, кормила молодца белоснеговой крупой, а, кормивши молодца, сама приговаривала: не скакать бы молодцу по чисту полю, не искать бы молодцу чужой добычи, не свыкаться бы молодцу с буйными ветрами, не радоваться бы молодцу на рать могучу, не пускать бы молодцу калену стрелу по поднебесью, не стрелять бы во белых лебедей, что лебедей княжих, не доставать бы молодцу меч-кладенец врагасупостата; а жить бы молодцу во терему родительском, со отцом, со матерью, с родом-племенем. Уж как возговорит добрый молодец: не чисто поле меня сгубило, не буйны ветры занесли на чужую добычу, не каленой стрелой доставал я белых лебедей, не мечом-кладенцом хотел я достать врагов-супостатов, а сгубила молодца воля молодецкая, во княжем терму над девицей красной (такой-то). Заговариваю я, родная матушка (такая-то), полюбовного молодца (такого-то) на любовь красной девицы (такой-то). Вы, ветры буйные, распорите ее белу грудь, откройте ее ретиво сердце, навейте тоску со кручиною; чтобы она тосковала и горевала; чтобы он ей был милее своего лица, светлее ясного дня, краше роду-племени, приветливее отца с матерью; чтобы он казался во сне и наяву, в день и полдень, в ночь и полночь; чтобы он ей был во пригожество красное, во любовь залучную; чтобы она плакала и рыдала по нем, и без него бы радости не видала, утех не находила. Кто камень Алатырь изгложет, тот мой заговор превозможет. Моему слову конец на любовь красной девицы (такой-то). («Сказания рус. нар.» Сахарова. Том I. 1841.)

4. Заговор на любовь. На море на Океане есть бел горюч (светящийся) камень Алатырь, никем неведомый, под тем камнем сокрыта сила могуча, и силы нет конца. Выпускаю я силу могучу (на такую-то) красную девицу; сажаю я силу могучу во все суставы, полусуставы, во все кости и полукости, во все жилы и полужилы, в ее очи ясны, в ее щеки румяны, в ее белу грудь, в ее ретиво сердце, в утробу, в ее руки и ноги. Будь ты, сила могуча, в (такой-то) красной девице неисходно; а жги ты, сила могуча, ее кровь горючую, ее сердце кипучее на любовь к (такому-то) полюбовному молодцу. А была бы красная девица (такая-то) во всем послушна полюбовному молодцу (такому-то) по всю его жизнь. Ничем бы красна девица не могла отговориться ни заговором, ни приговором, и не мог бы ни стар человек, ни млад отговорить ее своим словом. Слово мое крепко, как бел горюч камень Алатырь. Кто из моря всю воду выпьет, кто из поля всю траву выщиплет, и тому мой заговор не превозмочь, силу могучу не увлечь.

5. Как приворотить девку. Наговор на прянике. Истопи баню жарко и войди в нее; когда взопреешь, возьми чистую тряпицу, сотри пот и выжми тряпицу на пряник. Когда станешь пот стирать, тогда глаголи трижды сей заговор.

На море на Океане, на острове на Буяне стояло древо; на том древе сидело семьдесят, как одна птица; эти птицы щипали вети (ветви), эти вети бросали на землю; эти вети подбирали бесы и приносили к Сатане Сатановичу. Уж ты худ бес! Кланяюсь я тебе и поклоняюсь, – сослужи мне службы и сделай дружбу: зажги сердце (имярек) по мне (имярек) и зажги все печенья и легкое, и все суставы по мне (имярек), буди мое слово крепко, крепче трех булатов во веки! (Вели пряник съесть.)¹

6. Наговор на любовь на пряник. Взойди в баню и глаголи трижды со вниманием: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь. На море на Океане, на острове на Буяне, на реке Ярдане, стояла гробница, во той гробнице лежала девица. Раба Божия (имярек)! Встань, пробудись, в цветно платье нарядись, бери кремень и огниво, зажигай свое сердце ретиво по рабе Божием (имярек), и так зажигай крепко, и дайся по рабе Божием (имярек) в тоску, в печаль, как удавшему (удавленнику) в петле, так бы рабе Божией (имярек) было бы тошно по рабе Божием (имярек). Как утопшему в море, так бы рабе Божией (имярек) было бы тошно по рабе Божием (имярек), как душа с телом расстается во веки, аминь. Утверждаю Иисусом Христом и Пресвятою Госпожою Богородицею, и всею небесною силою, вовеки, аминь. Всегда, ныне и присно, и во веки веков, аминь. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Отца – аминь, Сына – аминь, Святаго Духа – аминь. (Дай пряник съесть.)².

7. Заговор на любовь девушки³. Лягу я, раб Божий (имярек), помолясь, и встану, перекрестясь, и пойду я из дверей в двери, из ворот в ворота, в чистое поле, под чистые звезды, под лунь (луну) Господень. И лежат три дороги: и не пойду не направо, не налево; пойду по середней дороге, и та дорога лежит через темный лес. В темном лесу стоит древо тоски; тоскует и горюет тоска, печалуется (печалится), и поселяю я ту тоску в рабу Божию (имярек); взойди в ее белое тело и в ретиво сердце, и в русые косы, в кровь горячую – в руду кипучую, чтобы она по рабе Божием (имярек) тосковала, и все бы она обо мне думала; в питье бы она не запивала, в естве бы она не заедала, во сне бы она не засыпала, и завсегда бы она меня, раба Божия, на уме держала. Как солнцу и месяцу помехи нет, так бы и моему заговору помехи не было. Аминь, аминь, аминь.

8. Слова присушить девицу. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Стану, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь, выйду в чистое поле, в широкое раздолье; навстречу мне среди чистого поля и широкого раздолья семьдесят буйных ветров, семьдесят вихоров и семьдесят ветрович и семьдесят вихорович. Пошли они на святую Русь зеленого лесу ломать, и на поле из корени вон воротить, и пещеры каменные разжигать. И тут я, раб Божий (имярек), помолюсь им и поклонюсь: о вы, есте: 70 буйных ветров, 70 вихров, и 70 ветрович, и 70 вихорович. Не ходите вы на святую Русь зеленого лесу ломать, из корней вон воротить и пещеры каменные разжигать, подьте вы, разожгите у рабы Божией (имярек) белое тело, ретивое сердце, памятную думу, черную печень, горячую кровь, жилы и суставы, и всю ее, чтобы она раба Божия (имярек) не могла бы ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, ни слова говорить, ни речи творить без меня раба, Божия (имярек). Как меня она, раба Божия (имярек), увидит или глас мой услышит, то бы радовалось ей (ее) белое тело, ретивое сердце, памятная дума, черная печень, горячая кровь, кости и жилы, и все у ней суставы веселились. И как ждет народ Божия владычного праздника Светлого Христова Воскресения и звону колокольного, так бы она, раба Божия (имярек), дожидалась: на который день она меня ни увидит, или гласа моего ни услышит, так бы она сохла, как кошеная трава с поля; как не может быть рыба без воды, так бы не могла бы быть она без меня, раба Божия (имярек). Тем моим словам и речам ключевые слова: аминь, аминь, аминь. (Из старинного рукоп. Сборника, полученного из с. Ваймуги Холмогор. уезда⁴.)

9. Присушить девицы на пряник. Молодой человек, желающий возбудить к себе любовь непреклонной девицы, идет к знахарю с просьбой присушить к нему ту, которая была к нему равнодушна.

Колдун вынимает пряник и, приняв таинственный вид, начинает, поводя глазами и расширяя по временам ноздри, заговаривать на этот пряник: Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, аминь. Стану я, раб Божий Н., благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверями, из двора воротами, в чисто поле за дворами; взмолюся трем ветрам, трем братьям: Ветер Моvсей, ветер луна, ветер буйный вихорь! Дуйте и винтите по всему белому свету и по всему миру крещеному, распалите, разожгите и сведите рабыню Н. со мною, с рабом Божиим Н., душа с душою, тело с телом, плоть с плотью, хоть с хотью, не уроните той моей присухи ни на воду, ни на лес, ни на землю, ни на скотину: в воду сроните – вода высохнет, на лес сроните – лес повянет; на землю сроните – земля сгорит; на скотину сроните – скотина посохнет. Снесите и донесите, вяжите и положите в рабицу Божию (имярек), в красную девицу, в белое тело, в ретивое сердце, в хоть и в плоть: чтобы красная девица не могла без меня, раба Божия (имярек), ни пить, ни быть, ни дневать, ни часа часовать; о мне, рабе Божием (имярек), тужила бы и тосковала и никогда бы не забывала. Есть в чистом поле сидит баба-сводница, у бабы-сводницы стоит печь кирпичная, в той печи кирпичной стоит кунган литр, в том кунгане литре всякая вещь кипит, перекипает, горит, перегорает, сохнет и посыхает. И так бы о мне, рабе Божием Н., сердцем кипела, кровью горела, и не могла бы без меня, раба Божия Н., ни жить, ни быть, ни дня дневать, ни часа часовать, ни питием отпиться, ни думьем отдуматься, и ни в парной бане отпариться. Тем моим словом ключ и замок, аки ключ на церкви. Во имя Отца, и Сына, и Св. Духа, аминь, аминь, аминь.

Стану я, раб Божий Н., благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами в чистое поле на три ростани, помолюся я, раб Божий, трем братам, трем ветрам: первый брат, ветр восточный, второй ветр – запад, третий ветр – север! Внесите тоску и сухоту в рабицу Божию Н., чтобы она о мне, рабе Божием, сохла и тоскнула; не могла бы и дня дневать, ни часа часовать, отныне и до века и вовеки, аминь, аминь, аминь!

Получив от колдуна пряник, молодой человек должен отдать его своей возлюбленной. Если это ему удастся, то она – побеждена. (Записано А. Харитоновым в Шенкурском уезде⁵.)

10. На присушение⁶. Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, аминь.

На Русской и на Немецкой земле есть огненный царь, высушил реки и озера, и мелкие источники, и как в нынешних ветрах (высушил), так бы сохла раба Божия Н. по рабу Божию Н. двадцати четырех часу денных и ночных на новце месяце и на перекрое месяце, и во вся меженны (промежуточные) дни; и не могла бы ни жить и ни быть, ни исть раба Божия Н. без меня раба Божия Н.: в семидесяти суставах и в семидесяти жилах, в подпятное жилие и в подколенном жилие, и в пространной жиле, в…⁷ и везде бы сохло и болело по мне, рабе Божием Н. Еще есть в чистом поле стоит Феоклист, да все высохло; днем на солнце, а ночью при месяце и при частых звездах, и при частых дождиках в семидесяти суставах, и в семидесяти жилах, и в подколенном жилье, и в пространной жиле, в… и везде бы сохло у рабы Божией Н. Двадцать четыре часу ночных и дневных, на утренней заре, на вечерней заре, на новце месяце и на ветхи месяце, и на перекрое месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, раба Божия Н., без меня, р. Б. Н., ни жить, ни быть. Есть в чистом поле печь медная, накладено дров дубовых, как от тех дров дубовых сколь жарко разгорается, и так бы разгорелось у рабы Б. Н. по мне, рабу Б. Н., 24 часу денных и ночных, на новце месяце и на ветху месяце, во вся меженные дни, не могла бы она, р. Б., без меня ни жить и ни быть. Всем моим словам ключ и замок, аминь, аминь, аминь.

Трижды плюнь, а говорить на соль, или на пиво, или на пряник, или на вино. (Списано со старинной рукописной тетрадки из Пинежского уезда г. Хромцовым.)

11. Присушить девку. Выйду я на улицу, на Божий свет, посмотрю в чисто поле. В чистом поле есть 77 медных светлых каленых печей, на 77 на медных, на светлых каленых печах по 77 яги-баб, у тех 77 яги-баб есть по 77 дочерей, у тех у 77 дочерей есть по 77 клук и по 77 метел. Помолюся и покорюся я, р. Б. Н., этим яги-бабовым дочерям: ой еси! Вы яги-бабовы дочери, присушите и прилучите рабу Б. Н. к рабу Б. Н., метлами следы запашите, клуками заулучите, бейте, убивайте подпятную жилу, бейте убивайте подколенную жилу, бейте убивайте корекористый дуб, бейте убивайте медны калены печи. Коль горят пылко и жарко медные печи, так же бы раба Б. (имярек) пеклась и калилась во всякое время, во всяк час, утра рано, вечера поздно, о середке дня, о полуночи, о утренней заре и на вечерней, на нову и на ветху месяцу, и на перекрое месяце; не могла бы она, р. Б. Н., ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, во сне не засыпала, в питии не запивала, во еде не заедала, с добрыми людьми во беседы не засиживала, все меня, р. Б. Н., на уме держала; и казался бы я, р. Б. Н., светлее светлого месяца, краснее красна солнышка, любе отца, матери, толще и матерей всего миру крещеного. Ветры ветероцки, буйны вихроцки, спущу я с вами свои слова, свою статью на свою сторону, где ее найдете, тут ее возьмите, – на широкой улице, во мшаной хоромине, во дверях, воротицках».

(Этот заговор, кажется незаконченный, списан со старинной тетрадки, доставленной г. Хромцовым из Пинежского уезда в Труды Этнографического отдела И. О. Л. Е. А. и Э. 1878.)

12. На разжение сердца у девицы. Стану я не благословясь, пойду не перекрестясь, из избы не дворами, из двора не воротами, в чисто поле. В том поле есть Океанморе, в том море есть Алатырь-камень, на том камне стоит столб от земли до неба огненный, под тем столбом лежит змея жгуча, опалюча. Я той змее поклонюсь и покорюсь: Ой еси, ты змея! Не жги, не пали меня, полетай под восточну сторону, на высок терем, в новый пкой (покой), пухову перину, шелкову подушку, к девице Н., разожги и распали у той девицы белое тело, ретивое сердце, черную печень, горячую кровь, все подпятные и занокотные жилы; чтобы она, девица Н., не могла ни жить, ни быть, часу часовать и минуты миновать; по утру вставала – обо мне бы вздыхала, пошла – ко мне бы Н., величала, ни с кем бы она думы не думала, мысел не мыслила, плоду не плодила, плодовых речей не говорила, ни с отцом бы, ни с матерью, ни с родом, ни с племенем, кроме меня, р. Б. Н., все бы она, девица Н., со мной, р. Б. Н., думу думала, мысли мыслила, плод плодила, плодовые мысли говорила, на ветху и на нову месяцу, и на перекрое месяцу. Будьте те мои слова недоговорены, переговорены, все сполна говорены, ключ сим словам в зубы, замок – в рот. (Доставил в Труды Этнографического отдела 1878 г. П. А. Иванов из г. Пинеги.)

13. На разжение девичьего сердца. Встану я, раб Божий (имярек), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверями, из двора воротами, в чистое поле, погляжу и посмотрю по восточную сторону; под восточной стороной стоит есть три печи. Печка медна, печка железна, печка кирпична. Как они разожглись, распалились от неба до земли, разжигаются небо и земля и вся подвселенная, так бы разжигало у р. Б. (имярек) к рабу Божию (имярек) легкое и печень, и кровь горячу, не можно бы ей ни жить, ни быть, ни пить, ни исть, ни спать, ни лежать, все на уме меня держать. Недоговорены, переговорены, прострелите мои слова, пуще вострого ножа и рысьего когтя. (Записал помощник миссионера Батраков в с. Ухтострове⁸.)

14. Слова, тоску напустить, присушить девок. Четыре зарницы, четыре сестрицы: первая Марья, вторая Марфа, третья Марина, четвертая Макрида; подьте вы, сымайте тоску и великую печаль с гостей, с властей, со кручинных, но тюремных людей, солдат-новобранцев и с малых младенцев, которые титьку сосали и от матерей осталися; наложите ту тоску и телесную сухоту, великую печаль на рабу Божию (имярек), чтобы она, раба Божия (имярек), без меня, раба Божия (имярек), не могла бы она ни жить, ни ходить, ни лежать, не спать, все по мне, рабе Божием (имярек), тосковать; тем словам и речам ключенные слова, аминь, аминь, аминь. (Из старинного рукописного сборника, полученного из с. Ваймуги, Холмогорского уезда⁹.)

15. Слова, тоску напускать. Во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа. Стану я, раб Божий (имярек), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверями, из двора воротами, выйду в чистое поле; в чистом поле стоит изба, в избе из угла в угол лежит доска, на доске лежит тоска. Я той тоске, раб Божий (имярек), помолюся и поклонюся: о, сия тоска, не ходи ко мне, рабу Божию (имярек), поди, тоска, навались на красную девицу, в ясные очи, в черные брови, в ретивое сердце, разожги у ней, рабы Божией (имярек), ретивое сердце, кровь горячую по мне, рабе Божием (имярек), не могла бы ни жить, ни быть. Вся моя крепость, аминь, аминь. (Из старого рукописного сборника с. Ваймуги, Холмогорс. уезда.)

16. Навести тоску. Встану я, раб Божий, благословясь, пойду, перекрестясь, из дверей в двери, из дверей в ворота, в чистое поле, стану на запад хребтом, на восток лицом, позрю, посмотрю на ясное небо; со ясна неба летит огненна стрела; той стреле помолюсь, покорюсь и спрошу ее: «Куда полетела огненная стрела?» – «Во темные леса, в зыбучие болота, во сырое коренье!» – «О, ты огненна стрела! Воротись и полетай, куда я тебя пошлю: есть на Святой Руси красна девица (имярек), полетай ей в ретиво сердце, в черную печень, в горячую кровь, в становую жилу, в сахарные уста, в ясные очи, в черные брови, чтобы она тосковала, горевала весь день, при солнце, на утреней заре, при младом месяце, при вихрехолоде. На прибылых днях и на убылых днях, отныне и до века». (Шенкурс. уезд.)

17. Присушать девок (наговор на пищу и питье). Держится, сохнет, прочь не отходит. Как малый младенец от матери прочь не отходит, держится, сохнет по всякий час и на всякое время, как косяк косяка держится, прочь не отходит, так бы держалась раба Божия (имярек) крепко и плотно, прочь от меня, раба Божия (имярек), не отходила, держалась и сохла крепко; как двери от ободверины не отходят, держатся крепко, как печная доска от печи прочь не отходит, так бы не отходила раба Божия (имярек) от меня, раба Божия (имярек), сохла, горела, прочь не отходила во всякий час, во всякое время. Стану я, раб Божий (имярек), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы дверьми, из двора воротами, выйду на широкую улицу, пойду в чистое поле, в чистом поле красное солнце греет и огревает сыроматерую землю; от красного солнца сохнет и обсыхает роса медвяная, так бы сохло и обсыхало ретивое сердце у рабы Божией (имярек) по мне, рабе Божием (имярек). Как красное солнце огревает сыроматерую землю, щиплется и колется, и сохнет, как хмель вьется и тянется по сыроматерой земли, так бы вилось и тянулось ретивое сердце по мне, рабе Божием (имярек), на всякий час, на всякое время. Пойду я, раб Божий, по зарю Марью, по зарю Маремьянию, ко Господню престолу, на Господнем престоле мати Мария и Маремьяния; приду я к тебе, раб Божий (имярек), низко помолюся и поклонюся, как на тебе нетленные ризы держатся, так бы держалась, раба Божия (имярек). Пойду я, раб Божий (имярек), подлесинье: есть в море ковыль щука, без воды не может ни жить, ни быть, ни дня, ни ночи, ни малой час. Поди, та тоска, в семьдесят жил, в семьдесят суставов, во становые в две жилы, и в едину в попятную, и спиновую жилу. Тем моим словам ключ и замок. Брошу замок в морскую пучину, тем моим словам ключа не бывать и того замка не отпирать. Аминь, аминь, аминь. (Из старинного рукописного сборника, полученного из с. Ваймуги, Холмогорского уезда.)

18. Наговор на присушение. Как раб Божий Н. любит рабу Божию Н., так чтобы и раба Божия Н. не могла без него ни жить, ни пить, ни исть, и любила, и почитала его лучше отца и матери, белого месяца и красного ясна солнышка, веки по веки, отныне до веку, аминь. (Доставил г. П. А. Иванов из г. Пинеги.)

19. Для присухи (мужчины). Из светлого веника берется пруток, который кладут на пороге двери, в которую пройдет тот, для кого назначена присуха. Как только перешагнет через прут, то (прут) убирается (положившими его) в такое место, где его никто не мог бы видеть. Потом прут берут и кладут в жарко натопленной бане на полок, приговаривая:

«Как сохнет этот прут, пускай сохнет по мне раб Божий такой-то». (Доставил г. Никольский из Мезени.)

20. Старинное заклинание на любовь. Стану отрок (имярек), не благословясь, пойду, не перекрестясь, из избы не дверьми, из двора не воротами, и пойду в чисто поле. В чистом поле стоит и три, и два и один; бес Савва, бес Колдун, бес Асаул, и я сойдусь поближе, отрок (имярек), и поклонюсь пониже а… (вырвано несколько слов). В тридевять бесов три, два и одни бес Савва, бес Колдун и бес Асаул, и как вы служили Ироду царю, и так послужите мне, отроку (имярек), пойдите по городам и по уездам, и по деревням, избирайте тоску и сухоту, со зверей и с птицы, и с рыбы, и со всякого звания людей, и снесите ту тоску и сухоту в отроковицу (имярек), в ясные очи, в черные брови, в румяное лицо, в сахарные уста, в горячую кровь, в черную печень, в тридевять жил и в одну жилу, во становую, в подпятную… (оторвано), чтобы отроковица (имярек) не могла бы ни жить, ни быть, ни день по солнцу, ночью по месяцу. Как младенец без матерного молока жить не может, так бы жила отроковица (имярек); без воды жить не может ни днем, ни ночью, ни в которую пору. Есть в чистом поле, стоит дуб сорочинский, и под тем дубом сорочинским есть тридевять отроковиц, из-под того дуба сорочинского выходит Яга-баба и пожигает тридевять сажень дубовых дров и коль жарко, и коль ярко разгоралось тридевять сажень дубовых дров и столь жарко… (вырвано) разгоралась отроковица (имярек), разгорались ясные очи и черные брови, и румяное лицо, сахарные уста, ретивое сердце и горячая кровь, черная печень, семьдесят жил и семьдесят суставов и семьдесят один сустав, чтобы отроковица (имярек) без отрока (имярек) не могла бы с себя тоски и сухоты снять, в парной бане париться, не могла бы в чистом поле разгуляться, и пресным молоком нахлебаться, ни сном отоспаться, в беседе не отсидеться. И тем моим словам ключи и замок, и замок замкну, и снесу замок в Океан-море под Латырь камень. (Списан со старинной рукописи, доставленной из Пинежского уезда г. Хромцовым.)

21. На разожжение сердца у девицы. Встану, не благословясь, пойду, не перекрестясь, в чистое поле. В чистом поле стоит тернов куст; а в том кусту сидит толстая баба, сатанина угодница. Поклонюсь я тебе, толстой бабе, сатаниной угоднице, и отступлюсь от отца, и от матери, от роду и племени. Поди, толстая баба, разожги у красной девицы сердце об мне, рабе (имярек). (Заговор этот выписан из старинного дела бывшей Архангелогородской губернской канцелярии. Дело значится по секретной описи под № 251 1734 г. и названо: Присланный Его Императорского Величества из С.-Петербургской канцелярии Тайных и Розыскных дел, указ Кехотской волости о крестьянине Трофиме Попове.)

22. Заговор на тоску добру молодцу по красной девице. Стану я, раба (такая-то), благословясь, пойду, перекрестясь, из избы в двери, из двора в ворота, пойду в чистое поле, в подвосточную сторону, в подвосточной стороне стоит изба, среди избы лежит доска, под доской тоска. Плачет тоска, рыдает тоска, белого света дожидается, белый свет красное солнышко дожидается, радуется и веселится! Так меня, рабу такую-то, дожидался, радовался и веселился, не мог бы без меня ни жить, ни быть, ни пить, ни есть; ни младенец без материна молока, без материна чрева не может жить, так бы раб такой-то без рабы такой-то не мог бы жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на утренней заре, ни на вечерней, ни в обыден, не в полдень, ни при частых звездах, ни при буйных ветрах, ни в день при солнце, ни в ночь при месяце. Впивайся, тоска, въедайся, тоска, в грудь, в сердце, во весь живот рабу такому-то, разрастись и разродись по всем жилам, по всем костям ноетой и сухотой по рабе такой-то. («Сказания рус. нар.» Сахарова. Т. I. 1841.)

23. Напустить тоску парню (по девице). Пойти в баню, после паренья стать на тот веник, которым парились и говорить:

Выйду из парной байны, стану своим белым бумажным телом на шелков веник; дуну и плюну в четыре ветра буйных. Попрошу из чиста поля четырех братьев, – четыре птицы востроносы и долгоносы, окованы носы. Лети из чистого поля белый кречет, вострый нож и востро копье; садись белый кречет рабу Божию (имярек) на белы груди, на ретиво сердце, режь же его белы груди тем же вострым ножом, коли же его ретиво сердце тем же вострым копьем; вынимай из его ретива сердца, из черной печени и из всей крови горячей еще тоску и кручину. Полети, белый кречет, понеси, белый кречет, всю тоску и кручину, на воду не опусти, на землю не урони, на стуже не позноби, на ветре не посуши, на солнце по повянь; донеси всю тоску-кручину, всю сухоту, чахоту и юноту велику до раба Божия (имярек), где бы его завидеть, где бы его заслышать, хошь бы в чистом поле, хошь бы при расстанье великом, хошь бы при путях-дорогах, хошь бы в парной байне, хошь бы в светлой светлице, хошь бы за столами дубовыми, хошь бы за скатертями перчатными, хошь бы за кушаньями сахарными, хошь бы при мягкой постели, при высоком сголовье, хошь при крепком сну. Садись, белый кречет, на рабу Божию (имярек), на белы груди, на ретиво сердце, режь его белы груди тем же вострым ножом, коли его ретиво сердце тем же вострым копьем, клади в его белы груди, в ретиво сердце, в кровь кипучую всю тоску кручину, всю сухоту, всю чахоту, всю вяноту великую во всю силу его могучую, в хоть и плоть его в семьдесят семь жил, в семьдесят семь суставов, в становой его сустав, во всю буйную голову, в лицо его белое, в брови черные, в уста сахарные, во всю красоту молодецкую. Раб бы Божий (имярек) чах бы чахотой, сох сухотой, вял вянотой, в день по солнцу, в ночь по месяцу на полну и на ветху, в перекрой месяцу, во все межные дни, в утрени и вечерни зори, на всякий час и минуту. Как май месяц мается, так бы раб Божий (имярек) за рабой Божией ходил да маялся. Не мог бы ее ходить и переходить, никаким словом обходить, век по веки, и раб Божий (имярек) по рабе Божией (имярек) не мог бы ни жить, ни быть, ни пить, ни есть, ни на новцу, ни на полну, ни на ветху, ни на перекрой месяца, во все межны дни. Как май месяц мается, так же бы раб Божий (имярек) за рабой Божией (имярек) ходил и маялся и не мог бы он ее ни коим словом ходить и переходить и не мог бы без ее ни пить, ни есть, ни жить, ни быть. Эти мои наговорны слова, которы договорены, которы переговорены, которы назади остались, – берите мои слова вострее вострого ножа, вострее копья, вострей сабли, ярей ключевой воды. И этим моим наговорным словом заключенные слова ключ и замок, ключ щуке, замок в зубы – щука в море. Ныне и присно, и во веки веков, аминь. (Доставил в Труды Этногр. отдела г. Никольский из г. Мезени.)

24. На прилучение парня. Пойду я в чистое поле, есть в чистом поле белый кречет. Попрошу я белого кречета: слетал бы он в чистое поле, в синее море, в крутые горы, в темные леса, в зыбучие болота, и попросил бы он окаянную силу, чтобы дала она ему помощи сходить ему в высокий терем и застал его хошь бы середка темной ночи сонного. И сел бы белый кречет на белую грудь, на ретиво сердце, на горячую печень и вложил бы рабу Божию (имярек) из своих окаянных уст, чтобы он не мог без рабы Божией (имярек) ни жить, ни быть, ни пить, ни есть. (Доставил в Труды Этногр. отдела, V кн., том II, г. Никольский из г. Мезени.)

25. На людскую любовь (чтобы приобрести общую любовь). Стану я, раб Божий, поутру, благословясь и перекрестясь; выйду я в чистое поле, погляжу на все четыре стороны: на восточной стороне стоит святая церковь. Как на эту церковь смотрят и зарятся, так бы на раба Божия смотрели и зарились старые старушки, старые старики, маленькие ребята, красные девицы, молодые молодицы, смотрели и зарились на раба Божия (имярек), будьте слова мои крепки и емки, как ключи подземельные, аминь. Это заклинание употребляется для привлечения любви, как девушки, так и всех вообще людей. (Записано в г. Онеге.)

26. На любовь девушек и всех людей. Наговорить на кольцо или на крест и положить себе за пазуху или в платок. Собирайтесь, народ, люди добрые, ко честному Христову празднику. Как глядят на кресты, да на маковки, на мать Пресвятую Богородицу, на различный образ, так бы на раба Божия Н. глядели и смотрели старые старики, молодые мужики, старые старухи, молодые молодухи, красные девицы, малые ребятки; так бы раба Божия Н. глядела и смотрела; так бы раб Божий Н. (имя заговаривающего) казался краше красного солнца, чище чистого серебра, будьте мои слова тверды и крепки, на веки нерушимы. Ключ в воду, а замок в руки. (Записано в г. Онеге.)

Русский народ

Русский народ - Оглавление

Заговоры любовные

КОММЕНТАРИИ

Поделиться:

Заговоры любовные