Звериная и птичья охота в России

От царя или Великого князя до последнего дворянина охоту считали самою лучшею забавою и даже полезною в старину. Звериная охота приучала молодых людей к перенесению голода, зноя, холода; приучала их встречать опасности и трудности и преодолевать их своим бесстрашием; приучала их к ловкости, гибкости и быстроте движений, наконец, эта охота давала возможность привыкнуть к успешному управлению всякого рода оружием.

Владимир Мономах так говорит сам о себе: «Любя охоту, мы ловили зверей, я вязал сам своими руками в густых лесах диких коней, вдруг по нескольку. Два раза буйвол метал меня рогами, олень бодал, лось топтала ногами, ветр вырвал меч с моего бедра, медведь прокусил седло; лютый зверь однажды бросился и сбил коня подо мною, несколько раз я падал с лошади, два раза разбивал свою голову, повреждал руки и ноги, я сам все то делал, что мог приказать другим: смотрел за конюшнею, охотою, ястребами и соколами»¹.

Андроник Комнин, греческий император, перенимал многие наши обычаи: он любил нашу звериную ловлю и беганье в запуски.

Ловля зверей, как мы уже сказали, была любимым занятием русских со времен древних, и великие князья с удовольствием проводили праздное время на охоте.

В. к. Василий был даже особенно пристрастен к травле.

Вот как рассказывает о нем Герберштейн:

– Увидев государя, мы оставили своих лошадей и подошли к нему. Он сидел на гордом коне в терлике парчовом, в колпаке высоком, осыпанном драгоценностями и украшенном золотыми листьями, которые развевались, как перья; на бедре его висел кинжал, за спиною ниже пояса, кистень. С правой его стороны находился казанский царь Шаг-Алей, вооруженный луком и стрелами, а с левой – двое молодых князей: один из них держал секиру, другой – булаву или шестопер; вокруг их находилось более 300 всадников.

Сначала охотились ловлею зайцев в лесу, неподалеку от Москвы.

Государь предоставил первую честь спустить собак важным сановникам и послам: Герберштейну и польским послам Кишке и Богушу. На каждого зайца приходилось по четыре собаки. Государь был весел и хвалил ловцов. В короткое время поймали более трехсот зайцев. Потом последовала соколиная охота. Для этого пускали кречетов бить лебедей, журавлей и других птиц.

Кречеты по тонкому своему чутью открывали, где летали любимые ими птицы, пускали ястребов и соколов из породы орлов и тетерей, которые были замечательны тем, что по крику узнавали фазанов и с быстротою их преследовали. Они черные, величиною с гуся, и брови у них красные.

Затем вызывали охотников бить медведей. Отважные ловцы бросались на зверя с деревянной рогатиной. Если его ранил медведь, то он являлся к Государю и, показывая ему свои раны, говорил смело:

– Государь! Я ранен.

– Я тебя награжу, – отвечал Великий князь. Он приказывал раненого вылечить и щедро обдаривал его платьем.

Вечером мы все сходили с коней, и для нас разбивали шатер на лугу.

Государь, переменив свою одежду, разговаривал весело с боярами в своей палатке об удаче или неудаче этого дня. Слуги разносили кориандр, миндаль, орехи, сахар; все преклонялись пред Государем и ели. Потом пили за его здоровье мед и вино².

Любимой забавой царя Феодора был медвежий бой. Диких медведей, ловимых тенетами и в ямах, держали в клетках. В назначенный день для забавы собирался двор и множество народа к тому месту, где предстоял бой. Место обводилось глубоким рвом для безопасности зрителей и чтобы ни зверь, ни охотник не могли уйти друг от друга. Являлся отважный боец с рогатиной, и тотчас выпускали медведя, который, увидя своего врага, становился на задние лапы, ревел и с отверстою пастью бросался на него. Охотник стоял неподвижно, он наблюдал его движения и одним сильным размахом вонзал рогатину в зверя, а другой конец ее прижимал к земле ногою, чтобы разъяренный зверь не кинулся на него, так как яростный зверь лез грудью на железо, которое орошал своею кровью и пеною, если не преодолевал, то, падая на бок, издавал раздирающий душу стон.

Народ громкими восклицаниями провозглашал имя победителя. Его представляли царю и потом поили вином из царских погребов.

Каждый охотник бил зверя в грудь; в случае промаха он был им изуродован, и это случалось часто. Счастливец был доволен тем, что оставался в живых, и не получал никакого награждения, кроме того, что его поили. Раненым выдавалось награждение, а жены и дети растерзанных содержались на царском иждивении³.

Пристрастие русских к охоте оправдывалось убеждением того времени, что охота – занятие благородное, и потому все охотно привязывались к ней; даже в XVII веке было издано особенное наставление для охотников под названием: «Книга, глаголемая Урядник, и устроение чина Сокольничьего пути».

Были особенные чиновники, которые наблюдали за охотою, а именно: ловчие и сокольничьи. Ловчие разделялись на ловчих рязанского и московского пути; последнему были подчинены городовые. Ловчий равнялся нынешнему егермейстеру. Сокольничий смотрел за кречетами, ястребами и другими охотниками, и его звание равнялось званию обер-егермейстера.

Бояре много раз силились отклонить царя Петра I от воинских забав, которыми великий монарх занимался с любовью еще в младенчестве. Перед Петром I псовую и птичью охоту до того расхваливали, что Государь, не любивший охотиться, как-то раз решился выехать в поле.

В назначенный день к государю явились охотники со множеством слуг и собак.

Государь Петр Алексеевич поблагодарил охотников за усердие к нему и, видя, что их сопровождала большая свита псарей, изъявил свое желание лично охотиться только с самими охотниками, без участия слуг, общество которых он считает неприличным, и просил их отпустить слуг.

Вельможи, взяв собак из рук слуг, отправились с Государем. Но лишь только явились на место, как пришли в крайнее недоумение и расстройство. Собаки, которыми бояре не умели управлять, подбегали под ноги лошадей и их пугали. Испуганные лошади носились со своими всадниками по полю и некоторых сшибали с седла.

Позабавившись над неумелыми охотниками, Государь возвратился в Преображенское. На другой день Петр назначил птичью охоту, для чего и пригласил прежних охотников; но некоторые из них были изувечены и лежали в постели, а другие не явились.

Царь спросил у явившихся, «не желают ли они поохотиться», но вопрошаемые отвечали, что не желают.

Тогда Государь сказал им:

– Не лучше ли им быть воинами, нежели псовыми охотниками? Я царь, а слава царя в благоденствии народа; охота же есть слава псарей⁴.

Петр I порицал охоту как напрасную потерю времени, отвлекавшую от государственных занятий.

Петр II был с намерением увлекаем к псовой охоте. Граф Остерман, его наставник, бывший потом государственным канцлером, много раз жаловался на князей Долгоруковых, что они поселили в Государе страсть к псовой забаве; отвлекали его от государственных дел, чтобы только самим управлять.

После смерти Петра II охота окончательно исчезла в царственном доме.

Ей предавались впоследствии от нечего делать помещики да сибирские промышленники, которые бьют медведей, пушных зверей и тем доставляют себе пользу, а прочим возможность иметь теплую одежду⁵.

КОММЕНТАРИИ

¹ Духовное завещание Мономаха, см. Пушкинский харатейный список Нестора.

² Карамзин полагает, что псовая охота чуть ли не введена впервые В. к. Василием, так как до того времени собаками гнушались как нечистыми животными.

³ Fletcher. Of the Russe Common Wealth, помещ. в собр. Гаклюйта.

⁴ Голиков. Деян. Петра Великого. С. 175.

⁵ Заимствовано из книг: «Очерк дом. жизни и нрав. великор. народа в XVI и XVII ст.» Костомарова, «Быт рус. нар.» Терещенко и др.